Страшный суд. Пять рек жизни. Бог Х (сборник) - страница 54

[19], Жуков – почему я решился всех отправить в газовую камеру в качестве подарка к юбилею? – ты напишешь мою биографию – в ней ты скажешь, что я тебя никогда не трахнул в твою тухлую жопу – нет – ради обрывка правды ты даже расскажешь о том, как мы вместе ебли твою будущую Софью Николаевну – на диванчике – или не расскажешь – тут тихо, Жуков – Сисин дико озирается – они сидели на даче – за окном лежит снег – на даче хорошо – тепло – тихо – Манька мне всегда говорила – ну скажи: как тут тихо – как тут тихо – она хохотала – задвинуть всех в газовую камеру – но я медлил – не подавал знака – российский опыт убог и непоказателен – нет – конечно, он в меру забавен – со всякими там пертурбациями – но мне хотелось покататься – отдохнуть – я европеец по образованию – Жуков пристально вгляделся в Сисина – продолжай! – а ведь ты спаситель человечества – продолжал Сисин – забудем о бабах – примирительно сказал Жуков – какое дело, что ты меня выеб – я расслабился – ты меня трахнул – нет, Жуков – сказал Сисин – ты рыцарь – ты герой-соорудитель – ты Юрий Долгорукий! – как не хватает мне этой веры в жизнь – как корчусь я – ползаю вокруг крашеных баб – оторваться не могу от пизды – это правда! – воскликнул Жуков – надо восстанавливать Россию – надо начинать ее ренессанс – надо.

Давай лучше вспоминать прошлое – предложил Сисин – давай вспомним, как дрались с Рожновым – как он пробил мне голову бутылкой водки – чуть не убил – почему ты любишь говорить только о себе? – потому что я Внук Божий – я бессмертен, хотя мне придется принять от тебя мученическую смерть – от меня? – изумился Жуков – от тебя, дорогой, от тебя – ну, знаешь! – во-первых, так не интересно – все знать наперед – не интересно? – сказал Сисин – но таков уж порядок – помнишь слепого старикашку с Мясницкой? – тот что говорил? – старикашка был фаталистом.

Сисин вышел на дорогу самостоятельной жизни – он был веселым, радостным, холодно любопытным человеком – Сисин никогда не допускал мысли, что Рожнов был его учителем – они близко дружили – Рожнов пил и, когда пил, становился воинственным – его траектория нашла свое отражение в сисинских заметках, до сих пор не опубликованных: – в России много гуманитариев, но Рожнов один – его уникальность, беда, вознаграждение – его ум – ум – его же собственная вершина – все остальное располагается по склонам – склоны живописны и привлекательны – они возделаны академическим трудом – склоны – мир его книг – ум правит этим миром и возвышается над ним – Рожнов искал, нашел, потерял – вот сущность его научной работы, которая подытожена в виде трех книг, написанных в разное время – конечно, это духовное странствие – конечно, оно совершено автором-пилигримом в лучших традициях русской интеллигенции – жизнь Рожнова сложилась на редкость удачно – родившись перед самой войной в Ленинграде, проживший там (за исключением эвакуации) юные годы, затем эмигрировавший в Москву, Рожнов уже в семидесятые годы занял прочное, привилегированное место полуофициального гуманитария – полулюбимого, полугонимого культурным истеблишментом – промежуточная позиция обеспечила ему максимум свободы в тогдашней России – политически он никогда ею не злоупотреблял, но писал с такой непринужденной осмотрительностью и независимостью, что стал если не кумиром, то образцом поведения для либеральной интеллигенции – он создал себе старомодную, чуть «юродивую» профессорскую нишу, забыв и вспомнив одновременно о среде своего обитания, обратившись к парабольным размышлениям о смысле и назначении человека – в Рожнове изначально присутствовал притягательный и плодотворный дилетантизм несостоявшегося философа, который предпочел этнографическую метафору логике, фольклорный образ – доказательству – в результате очень русский вариант поисков истины, доверчивая и бескомпромиссная вера в слово – редко встретишь ученого, который бы так