– В людей поэты не стреляют, но их подонки убивают, – изрёк Уриан. – Вон, кстати, ещё один бретёр. Иди сюда, друже! – позвал он человека в погонах майора девятнадцатого века от Рождества Христова.
– Николай Мартынов! – представился вошедший.
– О! Первого русского человека видим за вторую ночь, – взбодрился Мефистофель. – Ну-ка, ну-ка! Это ты в генералы всё метил? Тот ещё дуэлянт! Сам вызвал Лермонтова и сам же первым пульнул в него. Нехорошо, братец, не по-офицерски кодекс дуэлянта нарушать, – смеялся дьявол.
– Так он же в меня не хотел, гадкий корнет! – защищался Мартынов.
– А почему считаешь, дружок, что твой выстрел нанёс вреда России больше, чем Дантеса? – спросил Вельзевул.
– Ну как же! – приободрился майор. – Пушкин 37 лет прожил, а я Лермонтова застрелил на двадцать седьмом году жизни. А ведь про него ещё Лев Толстой, слыхали такого? – писал Чехову: «Проживи этот поэт чуть дольше и нам с тобой, Антон Павлович, в литературе делать было бы нечего». Так мне передали. Лермонтов-то гениальнее, наверное, Пушкина был… – Мартынов самодовольно заприхлюпывал, как бывало, в Пятигорске на ужинах у Верзилиных, где он любил много выпить и поесть, всегда пытаясь щегольнуть красивой черкеской и большим кинжалом, своим солдафонским красноречием, которое так злило молодого и дерзкого Лермонтова.
– Хм, убедительно! Учтём, дорогой Никс. Так, кажется, на Земле вас друзья называли? – обнадёжил Асмодей, и все дьяволы в знак согласия закивали.
В разборах, выяснениях, спорах и россказнях прошло семь ночей. Одни убийцы сменяли других, каждый хвастался злыми деяниями на некогда родной Земле, в своей Отчизне, стараясь выслужиться перед дьяволами и заслужить их милость. Тут были бандиты и террористы, всякого рода уголовники и фанаты коммунистических идей, науськанные и оболваненные большевиками и потому шедшие войной брат на брата, сын на отца; шпионы и диверсанты, бомжи и горькие пьяницы, за рублёвку пырнувшие ножом друзей-собутыльников, пьяные милиционеры, задавившие колёсами своих машин ни в чём не повинных сограждан на улицах городов и посёлков, попадались женщины рожалого возраста, убившие соперниц ли, пьяных ли мужей в порыве яростного гнева; подростки и всякая шантрапа, любившая побаловаться ножичком; картёжники и аферисты, также в порыве гнева пролившие невинную кровь.