– Павлуша, да ведь я не считал! Мне к чему? Это вы там, на Земле от безделья, знать, всё считаете-пегесчитываете, в гхязном белье копаетесь. А без кгови как хеволюцию сделать? Ты это тоже знаешь?
– Народу не нужна революция! Я про религию доскажу. Имущество монастырей до вашей революции составляло 4 миллиона рублей золотом. В те годы лошадь стоила 15 рублей. И при вас всё ушло за границу. Культура, между прочим, вышла из религии. Вы пошли против неё, значит, против культуры народа. И ещё писали, что пусть погибнет хоть 90 процентов народа ради 10 процентов тех, кто получит хорошую жизнь. Себя вы к этим 10 относили?
– А почему же нет? Конечно, батенька, конечно, – зазаискивал Ленин. – Я же по указанию сионских мудгецов действовал, наша нация и должна была бал пгавить.
– А другие что – не люди?
Тут к весело беседуюшим подходит бородатый и тощий мужичок в очках, в разговор встревает:
– Вован, пора тебе в котёл, зовут…
– Ох, – сползла улыбка с лица Ленина. – Извехги. Кахлуша! Ты уж там недолго меня, хочется ещё послушать новенького, а то ведь ского его от нас, навехное, в хай отправят, свидимся ли ещё когда…
Смотрит Павел: – Ба, да это же Карл Маркс Ленина позвал…
– Он что тут делает? – спрашивает очкастого.
– Карлуша? Ну, он же главный кочегар в нашем секторе. Ульянов сейчас вот покипит в смоле и продолжит с тобой беседу. А потом наша очередь в котёл лезть: я, Лазарь Каганович, Янхель Юровский, Шая Голощёкин, Лёва Троцкий, Лаврентий Берия, Гершель Ягода да Колька Ежов. Нас-то гуртом запускают, мы в одном барахтаемся, а у Вована персональный котёл. По очереди кипим и кочегарим. А Карл Маркс у нас бригадир.
– А вы кто?
– Яков Моншович Свердлов. А ты?
Павел назвался.
– Странно… По возрасту молод и в партии нашей до её развала не был, а почему в ад попал? Сюда только коммунистов да террористов направляют. Ты, значит, террорист?
– Боже упаси! В жизни никого не ударил даже, не то что убивать…
– А, так тебя скоро в другой сектор сошлют или вообще унесут отсюда. Не увидимся боле…
– А в вашем секторе кто?
– В соседнем вон Сталин кипит, тоже навечно в смолу определён, а неподалеку какой-то немец… Гитлером зовут.
– А у Ленина персональный, значит…
– Ну, да. Здесь решили, что он самый страшный был на планете. А я так не думаю. Мы с ним хорошо работали.