И, сделав печальное движение рукой, Розамунда ушла.
Старик посмотрел вслед дочери и горестно признал:
– Она права. Готовятся великие события, и каждый из нас примет в них участие. Из-за безделицы Салах ад-Дин не стал бы так волноваться, тем более, я знаю, он готовится к последней борьбе, во время которой будет опрокинут или крест, или полумесяц. Но на челе Розамунды блистает венец полумесяца дома Айюбова, а на ее сердце висит черный крест христианина, вокруг же нее кипит борьба верований и племен! Как, это ты, Вульф? Разве он уже заснул?
– Как собака; кажется, он очень устал с пути.
– Может быть, он спит, как собака, открыв один глаз? Я не хотел бы, чтобы он убежал от нас ночью, я желаю потолковать с ним о многом, как я уже сказал Годвину, – заметил старый д'Арси.
– Не бойтесь, дядя, дверь конюшни я закрыл на ключ, а святоша пилигрим вряд ли подарит нам такого мула, – ответил Вульф.
– Конечно нет, если я не ошибаюсь в характере подобных людей, – согласился сэр Эндрью. – Поужинаем, потом отдохнем. Мы в этом очень нуждаемся.
На следующее утро Годвин и Вульф поднялись за час до зари, вместе с ними встали и доверенные слуги, которых накануне предупредили, что они понадобятся. Вскоре Вульф с зажженным фонарем в руке подошел к камину в нижней зале; у огня грелся его брат.
– Где ты был? – спросил Годвин. – Ты ходил будить пилигрима?
– Нет, я поставил караульного на дороге к горе Стипль, а другого – на тропинке к заливу, потом задал корма мулу. Прекрасное это животное, слишком хорошее для паломника. Он, вероятно, скоро тронется в путь, так как сказал, что ему надо проснуться рано.
Годвин кивнул головой, и оба уселись на скамейку подле камина. Стояла холодная погода. Они задремали и не просыпались до рассвета. Потом Вульф встал, стряхнул с себя сонливость со словами:
– Он не сочтет невежливостью, если мы теперь поднимем его, – подойдя к краю залы, он отдернул занавес в нише. – Проснитесь, святой Никлас, проснитесь! – крикнул он. – Вам пора прочитать молитвы, а скоро приготовят и завтрак.
Но Никлас не ответил.
– Право, – проворчал Вульф, возвращаясь за своим фонарем, – этот пилигрим спит, точно Салах ад-Дин уже перерезал ему горло.
Он засветил фонарь и снова подошел к нише гостя.
– Годвин, – вдруг вскрикнул Вульф, – иди сюда, он ушел!
– Ушел? – повторил Годвин, подбегая к занавеси. – Куда?