– Да кто угодно! – со смехом ответила Люда, – начальник, машинист поезда, полицейский, я, в конце концов!
– Ты?! – мне стало смешно. – Для этого тебе нужно совершить преступление. Выбросишь меня в окно?
– Да хоть бы и так. Я тебя высажу из поезда, и ты не приедешь домой. Я определю твою судьбу, не так ли?
– Если я тебя правильно понял, я ничего не могу и просто игрушка в руках судьбы? – я начинал потихоньку злиться. Этот спор задел какую-то болевую точку в моей душе. Видимо, это было важно для меня.
– Нет, но если что-то должно случиться, оно случится непременно. В некоторых случаях мы настолько бессильны, что это лишает нас малейшей возможности борьбы. Моя бабушка сказала бы, что ты слабак.
– Слабак?! – удивился я.
– Да, слабак, – жестко сказала Люда, – ты не можешь принять ответственность за свою беспомощность.
Я громко и неестественно рассмеялся и спросил со значительной долей сарказма:
– Из чего это, интересно, ты сделала такие выводы, ведь ты меня не знаешь?!
– Не злись на меня, – взмолилась она. – Не обижайся, я лишь сказала, что чувствую. Такое бывает, знаешь, видишь незнакомого человека впервые, поговоришь с ним, и понимаешь его лучше, чем кто-либо другой, проживший с ним всю жизнь. Но ты, в самом деле, слабый человек. Я так думаю, – тихо добавила она.
– А знаешь, что я о тебе думаю? – зло спросил я.
Ответа не последовало.
– Я думаю, что ты самая взбалмошная сумасшедшая, какую мне когда-либо приходилось встречать! Ты сидишь здесь пол дня, и все это время несешь полную чушь, ерунду! Ты не пробовала обращаться к психиатру, а? Вот с ним тебе было бы о чем поговорить, а я не намерен слушать твой маньячный бред. Психопатка!
Девушка только изумленно и обиженно хлопала ресницами, слушая, как я в совершенной ярости распекаю ее, и лишь когда поток моего красноречия, наконец-то иссяк, она сделала робкое неловкое движение – провела ладонью по лбу, как бы снимая страшную усталость.
Я примолк и отвернулся к окну. Послал же бог дурочку! Ну что ж, Андрей, поздравляю, браво! Наорал на бедную девушку, можно сказать, разрядился, вспылил ни из-за чего. Ну же, признайся себе, что гнев был справедливым, нечего было вешать мне лапшу на уши. Но убедить себя, что гнев мой был вполне обоснованным, я не мог. Ну и ладно, ну и проглотил бы эти слова, перетерпел бы молча, не орать же на весь вагон – это уж слишком. Надо бы попросить прощения, в конце концов, я джентльмен.