Сейчас он мрачновато-иронически усмехался, слушая приятеля:
– Да-да-да…Всё так. Но друг у меня один – ты, а любить меня никто не любит.
– С чего вдруг такой мрачный взгляд на вещи? Поругался с… этой, как её… с Лизой?
– Да поругался-то это ерунда. А главное, что я сам иногда, как ты сейчас, вспоминаю, когда надо обратиться: «Как там тебя, Лиза». Не будешь же звать: «Эй, ты». Поэтому обращаюсь ко всем «зайка».
Собеседник весело фыркнул.
– Самому противно, а что делать: так исключаю одну причину для скандалов.
–Послушай, но ты же сам этого всегда хотел: свободные, ни к чему не обязывающие отношения.
– Не добивай! Да, хотел. Да, всё время у меня эти свободные, ни к чему не обязывающие отношения. Кандидаток хватает. Но, знаешь, чем дальше, тем больше…. Как бы это поточнее выразиться? Ни уму, ни сердцу. Только телу. А телу… Это в восемнадать-двадцать лет кажется самым главным (гормоны, то, сё). Ну, а в тридцать всё уже не так.
– А как?
– А так. Вот проснулся я сегодня. Она ко мне лезет, ласкается, что-то спрашивает, чего-то просит, ждёт ответа. А я смотрю и думаю: «Что эта женщина делает у меня дома, что ей от меня надо, и как её, в конце концов, зовут?» В итоге поругались. Она ушла «насовсем», но, конечно, ждёт, что я позвоню. Я звонить не буду. Зачем? А сейчас сижу и думаю. Вот приду я сегодня домой: просторно, тихо. Никто не ждёт, никто не позовёт, не откликнется, хоть ходи аукай. Знаешь, как я тебе завидую. Я, когда у вас бываю, мне уходить не хочется. Так хорошо, так тепло, ну, ты понимаешь, не в смысле температуры. Видно, что вы все друг друга любите. Я у вас прямо греюсь. Лизка на коленки залезет, ручонками обхватит, обслюнявит: «Дядя Дима, я тебя любу»…Э–эх.
Дмитрий как-то обречённо махнул рукой, да и это «э–эх» прозвучало весьма невесело.
На протяжении всей этой речи Константин смотрел на него, и с лица и из глаз его постепенно уходила улыбка, а к концу он смотрел на друга серьёзно и даже чуть-чуть печально.
– Ну, а тебе что мешает? Женись, заведи семью, детей. Поди уже не мальчик – тридцать два.
– На ком?
– Не на ком? – Константин удивленно приподнял брови. – Только свистни.
– Да ну, – махнул рукой Дмитрий. – Подружки мои, как ты их называешь, годятся только для одного. Они бы, может, и не прочь, только мне это в страшном сне не приснится. Я с трудом выдерживаю чуть-чуть вечером и чуть-чуть утром. Остальные уже при семьях.