Глава 3. Расмус пускается вдогонку за непоседой Вилли
"Грамотеем" Уго называли по праву. Он умел не только буквы различать (дело, в целом, нехитрое), но и писать (что для Черных Холмов – сродни фокусу). Буквы из-под пера Уго выскакивали красивые, круглые, тугие, как вишенки. В деревне Уго появился несколько лет назад. Сейчас ему было под тридцать, но насколько «под» – вот вопрос. Может статься, что и двадцать пять. Затрудняла приговор черная борода, удачно маскировавшая смуглое лицо с глянцевитой кожей. Впрочем, вопрос о возрасте странного человека в Черных Холмах не обсуждался. Столь чужеродные люди существуют как бы вне времени.
Отношение к нему в деревне сложилось однозначное: чужак, отщепенец. Непонятный уже одним желанием покинуть город и переселиться на лоно природы. Но, конечно, годы, проведенные в Черных Холмах, приблизили чужака к земле, сиречь – к правильной жизни. От горожанина в нем осталась только прическа: откинутые назад прямые черные волосы, падающие на плечи (особая примета: седая прядка над правым виском). С первых дней Уго старался работать наравне с деревенскими. Вообще-то, тут одного старания мало. Пахать – не в дуду играть. Навык нужен. Но Уго схватывал все на лету. Упорен оказался, переимчив и крепок, хотя и тонок в кости. Стал заправским хлебопашцем. Мало показалось. Ко всему имел Уго интерес. Освоил ремесла: кузнеца, столяра, плотника, скотника, лесоруба, стеклодува и чеботаря. Раздался в плечах, мышцы на руках и груди забугрились. Хотя нет. Чего врать-то без необходимости? Руки у грамотея остались сравнительно тонкими, но силу приобрели необыкновенную. Как-то пришлось Уго в борьбе на руках одолеть Грязного Лайма, признанного деревенского силача, квадратного дядю с огромными бицепсами. С тех пор уразумели в Черных Холмах: эта маленькая птичка при случае побьет иного грозного сокола. Наконец, в результате пятилетнего пребывания на сельхозработах кожа былого горожанина задубела и посмуглела окончательно. Стал Уго вылитый диджан. Общественность насторожилась. Диджанов в Черных Холмах не жаловали. А Уго и без того держался в стороне.
Не любили его. Кто – за дурацкие шуточки, кто – за независимый нрав, кто – за неясное прошлое. А многие – за то, что не видели, как Уго питается. Да, именно так. Никто этого не видел. Можно ли нормально относиться к человеку, который за три или четыре года чего-нибудь не съел на ваших глазах? Но главное – Уго, общаясь поголовно со всеми, как-то необъяснимо со всеми же удерживал дистанцию, исключавшую панибратство. Жил на отшибе, без постоянной бабы (еще один странный штришок). Подруги, которых он порой все же заводил, более недели у него не задерживались. И сообщить какие-то особые подробности из жизни грамотея ни одна не смогла бы, потому что ничего, кроме постели и кухни, не видела.