Давешний разговор с Уго Расмус вспоминал с досадой. Как же так? Он, хладнокровный и сильный, совершенно потерял голову. Он устроил дикое представление, бесполезное и потому позорное. Стыдно.
После решительного отказа Уго сотрудничать Расмус почувствовал отчаяние. Что оставалось делать? Как мы уже знаем, Расмус не привык к поражениям. И он решил, что настало время для грубого натиска. Заставить, любой ценой заставить проклятого грамотея сделать то, что требуется! Верный, длинный, узкий нож, как всегда, оказался на месте – за голенищем. Клинок блеснул молнией. А друг Уго – отменной реакцией. Он тут же выдернул из-за пояса широкий нож с резной костяной рукояткой. Резким движением Уго опустил на стол кулак, из которого как бы вырастало грозное голубоватое лезвие.
– Гляди, не промахнись, боец, – ледяным тоном сказал он. Его жилистая рука без напряжения, привычно держала оружие. На большом пальце Уго обнаружилась маленькая татуировка – не татуировка даже, скорее метка: неправильный синий четырехугольник. С минуту двое с ножами молчали, внимательно глядя в глаза друг другу. Затем Расмус наконец осознал, что прессинг провалился. Сунув нож за голенище, он вышел, хлопнув дверью. Когда Расмус уже скрылся из виду, лимонного цвета физиономия с полностью атрофированными мышцами высунулась из-за угла домишки. Такие хари снятся особо нервным детям в наиболее темные ночи. Она напоминала кустарно исполненную посмертную маску. Но вдруг осклабилась, показав розовые острые зубки, и, пробормотав: "Малкут!", исчезла за углом домишки.
Жаль, думал Расмус, что не удалось избежать дешевого фарса. Нервы заставляют человека проявлять не лучшие свои качества. Расмус занервничал и потерял лицо. Слава Богу, что хоть о шпоре сгоряча ничего не сболтнул. Вспомнив о шпоре, Расмус задумался. Где она сейчас? Расмусу не удалось присутствовать при задержании друга, но добрые люди описали все детально. Мариус был выдернут из постели, связан и почти тут же, предварительно обысканный, брошен в подвал. Окажись при нем золотая шпора – разве народ упустил бы такую деталь? Разговоры о сенсационной находке мигом бы распространились по деревне. Может, староста, этот могучий ум, наложил свою цепкую лапу на драгоценную штучку? Впрочем, при таких обстоятельствах и таком обилии свидетелей, пусть даже совершенно ручных, воровать поостерегся бы даже сборщик налогов. Люди, конечно, забиты, но даже ручной мартышке однажды надоедает выполнять команду хозяина – и она кусает его за палец. Староста, тонкий психолог, такие вещи чувствует и не станет провоцировать народ, слегка опьяненный зрелищем золота.