– Где он? – наконец спросил Константин Федорович.
В лице ее застыла мрачность, какая была в тот день, когда она, облаченная в нелепый цирковой костюм, сшитый из двух половинок Пьеро и Коломбины, взбиралась на табуреты.
– Нет больше, – издала она глубокий протяжный вздох. – Сгинул в Сальпетриере.
– В Сальпетриере? – ужаснулся Грених. Макс боготворил эту психиатрическую клинику и его создателя – Шарко.
– Сидел на люминале[6], был точно живой труп, заикался, не мог держать ложку в руке. Как он таким вообще мог пойти работать в клинику! Совершенный упрямец… В Европу мы уехали тогда вместе и недолго жили в Париже. Это еще до Италии было, – ее лицо изменилось, она скривилась и, внезапно вскочив на ноги, закричала: – Не хочу! Не хочу вспоминать. Я ведь и вправду повеситься хотела, прилюдно, театрально, чтобы ты навеки меня такой запомнил. Оставалось только страховку снять. Не смогла – их жалко, – она мотнула головой в сторону двери, очевидно, имея в виду свою труппу, – без меня погибнут.
Грених сидел на краю постели отупевшим истуканом, не шелохнувшись на внезапный приступ ярости Риты. Весть о смерти Макса проникать в сознание не желала, птицей билась в виски, он стиснул челюсти, не пускал. Нет, быть не может, что он умер. Такие, как он, не умирают, они цепляются за жизнь всеми средствами… Врет, гадюка.
Он поднялся, повернул к двери, взялся за ручку. Долго стоял к Рите спиной, а потом выдавил беззвучно:
– У нас в институте медсестер не хватает для проекта по гипнозу. Ты в этом кое-что смыслишь, была ведь свидетелем его сеансов. Приходи, хоть какой-то заработок, пока не разрешат давать ваши эти представления.
Открыл дверь.
– Завтра, в восемь утра. Не опаздывать, – и вышел.
Глава 4. Институт имени Сербского
Нынешний институт судебно-психиатрической экспертизы, названный в честь Владимира Петровича Сербского[7], большей частью пока еще был обыкновенной городской психиатрической больницей на Пречистенке с отделением для арестованных больных, несколькими лекционными залами и планами перерасти в исследовательский центр судебной психиатрии. Персонал состоял из заведующего Евгения Николаевича Довбни, его зама – Фейнберг, заведующих отделениями Введенского, Краснушкина и Грениха, двух младших ординаторов и нескольких больничных служащих – надзирателей и медицинских сестер – нынче с легкой руки Семашко так звали сестер милосердия. Грених не соврал, их не хватало, и, предлагая Рите место в больнице, рассчитывал убить двух зайцев: пристроить родственницу и заполучить расторопную медсестру.