недельной давности.
ты читаешь грязные
журнальчики
и у тебя нет
телевизора
но ты заказываешь
пойло из
винной лавки
и хорошо оставляешь
на чай.
а лучшее в том что
ты не толкаешь бабу в
постель
к себе.
тебя это вроде
совсем не интересует
и когда я с тобой разговариваю
ты ничего
не произносишь
а просто
шаришь взглядом
по комнате или
скребешь
в затылке
типа не
слышишь меня.
у тебя в мойке
старое мокрое
полотенце
и фотография
Муссолини
на стене.
и ты никогда не
жалуешься
ни на что
и никогда не
задаешь вопросов
а я
знаю тебя уже
полгода
но понятия
не имею
кто ты.
ты словно
какая-то
закрытая ставня
но как раз это
мне в тебе
нравится:
твоя неотесанность:
женщина может
выпасть
из твоей
жизни и
забыть тебя
очень быстро.
женщине
некуда идти
только ВВЕРХ
после того как
бросит тебя,
милый.
должно
быть
лучше тебя
ничему не
произойти
с
девчонкой
которой нечем
заняться
в данный миг
между
этим парнем
и следующим.
клевый у тебя
этот ебаный
скотч.
давай-ка сыграем
в «Скрэббл».
до СПИДа
я доволен, что до них до всех
добрался и доволен, что стольких из них
впустил
я вертел их
тыкал их
пронзал их.
столько туфель на шпильках
у меня под кроватью
что похоже на Январскую
Распродажу.
дешевые гостиницы,
пьяные драки,
телефоны звонят,
в стены колотят
я был
дик
багровоглаз
крупнояик
небрит
нищ
мерзкорот
я много
ржал
и снимал их с
табуретов в барах
как
спелые сливы.
грязные простыни
дурной вискарь
вонь изо рта
дешевые сигары
и к чертям завтрашнее
утро.
я всегда спал с
бумажником под
подушкой
деля постель с
депрессухами и
шизами.
меня не впускали в половину
гостиниц
Лос-Анджелеса.
я рад, что добрался до них до всех,
я вставлял и трахал и
пел и
некоторые
мне подпевали
в те достославные
3 часа по утрам.
когда приезжали
лягаши, это было
роскошно,
мы заваливали двери
и дразнили
их
а они ни разу не дождались
полудня
(время выписки) чтоб
нас арестовать:
не стоили мы
того
но
я думал, что мы
идем в бар,
ну и место это было – бар
около полудня, так тихо и
пусто,
там можно начать
заново,
окопаться с тихим
пивом,
оглядывая скверик
напротив —
там уточки
и высокие
деревья.
вот так,
вечно без гроша, но грош
всегда откуда-то берется,
и я ждал
готовясь
воткнуть и вдарить и пихнуть
и снова спеть
в те старые добрые времена
в те очень очень очень
старые и добрые времена
до СПИДа.
каменная глыба
Нина была из них самой
трудной,
худшая баба, кого я знал
до тех пор
а сидел я перед
своим подержанным черно-белым
телевизором
смотрел новости