И замена «мифа» «наукой» выступает только как замена одной мифологии другой мифологией, как ещё в 1930 году совершенно точно и прозорливо указывал великий русский культуролог Алексей Фёдорович Лосев. Тот пример, который он привёл в связи с одним первобытным племенем, есть яркая иллюстрация того, чем всё человечество во главе со своими научными обществами и демократически избранными правительствами занимается уже второй год к тому моменту, как я пишу эту книгу:
«Для мифического сознания нет ровно никакого научного опыта. Его ни в чём нельзя убедить. На островах Никобар бывает болезнь от ветров, против чего туземцы совершают обряд “танангла”. Каждый год бывает эта болезнь, и каждый год совершается этот обряд. Несмотря на всю его видимую бесполезность, ничто не может убедить этих туземцев не совершать его. Если бы тут действовало хотя бы минимальное “научное” сознание и “научный” опыт, они скоро бы поняли бесполезность этого обряда. Но ясно, что их мифология не имеет никакого “научного” значения и ни в какой мере не есть для них “наука”. Поэтому она “научно” не опровержима».
Это означает, что в оболочке самых новейших, ультрасовременных, ультрамодерновых научных теорий в принципе способна выступать самая что ни на есть дремучая архаика. Это прежде всего может относиться к тем теориям, возможность проверки которых в эксперименте ограничена претензиями самой теории на всеохватность. А человеческая цивилизация имеет пока слишком маленький возраст, чтобы в реальном времени наблюдать превращение видов, требуемое теорией эволюции жизни.
Если миф имеет отношение к коллективной доисторической памяти человечества, а эволюция – научный факт, тогда есть шанс обнаружить в мифах отголоски воспоминаний об эволюции человека. Но ситуация тут ровно обратная. Как отметил итальянский философ Юлиус Эвола, «в древнейших мифологических свидетельствах и писаниях нет такой памяти, которая могла бы поддержать “эволюционизм”, а то, что в них найдено, является прямо противоположным – иными словами, постоянно повторяющаяся мысль о лучшем, прекрасном и сверхчеловеческом (“божественном”) прошлом. Эти же свидетельства так же мало знают о “животном происхождении” – они единообразно говорят об изначальном родстве людей и богов; сохраняется память об изначальном состоянии бессмертия вместе с мыслью о том, что закон смерти появился только в определённый момент, и почти как противоестественный факт или как проклятие».