– Не говори глупостей, – ответил Невилл, застегивая жилет.
Внезапно она почувствовала жалость к неизвестной сопернице. Молодая, неопытная девочка, какая жизнь ждет ее с этим бесчувственным и расчетливым набобом? Как счастлива Ирен, избежавшая этой участи!
– Ты – дьявол, Ян Невилл. У тебя нет сердца, – проговорила она, глядя на белую простыню.
– До сих пор его отсутствие мне не мешало.
Некоторое время она наблюдала, как он отряхивает жилет, сдувая с него последние пылинки, а потом схватила с ночного столика хрустальную фигурку и изо всех сил запустила ею в Невилла.
– Убирайся вон, сукин сын!
Зеркало разлетелось на тысячу осколков. Ирен прицелилась хорошо, но Невилл оказался проворнее и успел увернуться. Он схватил сюртук и поспешил к выходу.
– Твоя склонность все драматизировать невыносима. Прибереги слезы для своего лорда. От него ты добьешься этим чего угодно.
Взявшись за дверную ручку, Невилл еще раз обернулся и отвесил легкий поклон.
– Прощайте, леди Фитцуильям.
Ирен перевела взгляд на зеркало, от которого остался один застрявший в раме осколок. В нем отражалось ее опухшее лицо, все еще красивое, но будто постаревшее сразу на несколько лет, и растрепанные темные волосы. Через все отражение проходила черная трещина, при виде которой Ирен повалилась на кровать и разразилась новым приступом рыданий. В этот миг внизу хлопнула входная дверь.
Целыми днями Хелена, как лунатик, слонялась по огромному дому, Джейсон пыхтел над книгами, а Маргарет коротала время, сплетничая с портнихами и шляпницами. Хелена давно потеряла счет дням и не смогла бы ответить, сколько времени живет здесь, месяц или неделю. За исключением бесед об Индии с Моханом Тайидом, у нее не было здесь ни дел, ни развлечений. Лондона она почти не видела, но и не имела никакого желания выезжать в город. Иногда она чувствовала себя призраком, неприкаянной душой, не обретшей покоя ни в том, ни в этом мире.
Она носила платье из темного шелка – как легкий намек на траур, в котором ей все еще полагалось пребывать. Сшитое по последней моде, оно облегало фигуру и оканчивалось небольшим шлейфом, шелестевшим при малейшем движении. Корсет, который Маргарет с каждым днем затягивала все туже, заставлял Хелену держаться прямо, но это не причиняло ей никаких неудобств. В ней как будто умерли все чувства, кроме того, что захлестнуло ее в тот вечер, когда Невилл впервые вошел в ее спальню. Хелена до сих пор помнила исходивший от его тела жар, так не вязавшийся с его холодной натурой. Потом он отправился в свою комнату, а Хелена легла, лишь только его шаги стихли в конце коридора. Всю ночь она ворочалась с боку на бок и только под утро погрузилась в тяжелый сон.