Над Утопией сгущались сумерки. По улицам прогуливались парочки, играли дети, бегали с лаем собаки. В парке, находившемся неподалеку от Украинского бульвара, беседовали сидевшие на лавочках интеллектуалы. Их лица излучали счастье, как у людей, которые счастливы тем, что они являются теми, кем являются, что они находятся там, где находятся, что они живут в то время, в которое живут. Судя по всему, их девизом вполне могли бы стать слова: «Жизнь – это хорошо».
Постепенно начали загораться огни – больше для красоты, нежели в каких-либо иных целях, ибо на этой урбанистской игровой площадке не было преступности, царила почти полная занятость, взимались низкие налоги. Темнота на время скрыла буйство строительной техники – скопления бульдозеров, экскаваторов и кранов. Днем Москва перестраивалась – уже примерно в тридцатый раз за свою долгую и запутанную историю; на сей раз – под влиянием развивавшегося капитализма. Людям приходилось смотреть в оба, дабы не оказаться раздавленными строительными машинами и не попасть под колеса сверкающих «Феррари», проносившихся по брусчатке со скоростью сто пятьдесят километров в час. Через каждые двести-четыреста метров стояли пятиметровые каменные и металлические люди в длинных шинелях, касках времен Второй мировой войны, с автоматами с круглыми дисками в гангстерском стиле. Казалось, они были не вполне уверены в том, стоило ли сражаться и погибать за то, что разворачивалось перед их глазами