Каждое утро она порхала вокруг стола. Ее длинные русые волосы колосились золотом и качались из стороны в сторону, напоминая пшеницу в поле. Казалось, она легко вышла бы из своего тела, чтобы принести еду, собрать детей в школу и поесть самой перед тем, как отправиться в арт-студию. Только у нее то и дело происходило зависание в облаках: она подходила к окну и, наблюдая оливковыми глазами за каждой каплей дождя, пыталась телепатически их удержать.
Мама происходила из богатой семьи. Все ее братья и сестры окончили престижные высшие учебные заведения и сейчас живут своей жизнью, изредка присылая поздравления и открытки в праздничные дни в социальных сетях. Бабушка и дедушка помогали нам, но втайне от папы, потому что, если бы тот узнал про «подачки», ушел бы куда-нибудь, чтобы вернуться подвыпившим.
Ее родители не одобряли брак и до последнего пытались вбить в голову легкомысленной дочери, что выбрала она человека не своего круга и что то, к чему привыкла в детстве, просто исчезнет. Но мама решила, что все ценности мира для нее дешевле папиной любви, с того момента, когда впервые его увидела.
Произошло это довольно-таки необычным образом. Когда мама еще была юной девушкой, лет двадцати, и приезжала на каникулы в большую семейную усадьбу, каждый вечер вылезала из окна своей комнаты на большой навес, чтобы полюбоваться звездами и помечтать, а днем, когда ее младшие брат и сестра играли на лужайке, доставала мольберт и под музыку двигала кистью, вырисовывая тихое бирюзовое море или балтийский шторм. В один из солнечных дней ей захотелось изобразить идеального мужчину: она выводила высокие бледные скулы, медленно влюбляясь в черты – вымышленные алые губы и темно-синие лучики вокруг зрачков. Когда картина была завершена, молодая девушка вытянула ее в руках к окну и, покачав головой из стороны в сторону, сморщилась, как от кислого киви, и порвала работу одним движением сверху вниз. Каково было ее лицо, когда она увидела через стекло невообразимого мужчину.
Мой отец родился в семье неблагополучной. Дед был пьяницей, а бабушку увидеть не довелось, потому что, когда моему папе было десять, ее унес рак легких. С четырнадцати лет парнишка трудился на стройках, в компании гастарбайтеров, а единственный его предок пропивал эти деньги за несколько дней. В возрасте восемнадцати лет папа ушел из дома по-английски – не выдержал очередных побоев – и начал жить в строительной бытовке, которая за три версты пахла потом и тухлой одеждой. Однажды бригада выехала на ремонт фасада здания, которое содержали известные в округе бизнесмены. Филипп забрался на стремянку, чтобы покрасить навес, и чуть не свалился с нее, когда увидел перед собой в окне милейшее женское лицо с совиными глазами и профилем колибри. Ее грудь поднималась и опускалась от страха и возбуждения под ярко-салатовой футболкой, руки застыли на шее с растопыренными, как пальмовые листья, пальцами, а на лице уже блестели случайные боевые отметины от искусства.