Карнаухов полез к жене, но та оттолкнула его и врезала оплеуху.
– Пошел вон, извращенец!
– Ну почему извращенец? – возмутился Карнаухов. – Это ролевые игры! Многим нравится.
– Ну, и иди к тем, кому все это нравится! Короче, с меня хватит! Между нами все кончено! Я подаю на развод!
Карнаухов принял трагическую позу:
– О, Боже! Нет, только не это! Я не вынесу такой утраты! Ты не знаешь, что ты для меня значишь! Я без тебя пропаду! Любовь моя, моя отрада, моя африканская ночь! – Карнаухов упал на колени. – Нет, я не могу отпустить тебя, я никогда себе этого не прощу! Как я буду жить?
– Прекрати паясничать, Карнаухов!
– О, жестокосердая, как можешь отвергать ты падшего, не подать руки страждущему?
Обнимает жену за бедра, пытается повалить на пол.
– Одну, всего одну ночь любви изгою… Ну, побудь сегодня Инессой Арманд, что тебе жалко что ли?
Жена вырывается.
– Все, Карнаухов! Нам нет места под одной крышей.
– Ну и черт с тобой! Уходи! Иди туда, откуда пришла! В тину пошлости и болото низменного бытия! Оставь меня, недостойная!
– Э, нет, Карнаухов. Это ты уйдешь. И прямо сейчас. Может ты забыл, но это моя квартира. Вещи твои я уже собрала! В коридоре стоят. Предупреждаю сразу: не уйдешь – вызову полицию.
Карнаухов, хлопнув дверью, с большим чемоданом на колесах, из которого торчали какие-то вещи, стал спускаться по лестнице.
– Я ухожу! Я не требую пощады! Я буду скитаться по свету, как Лир! О, неблагодарный мир! Ты еще вспомнишь обо мне!
Карнаухов шел вдоль набережной. Внезапно он увидел отблеск костра у кромки воды. Заглянув за парапет, он понял, что это греются бомжи.
– О, господа клошары! – воскликнул он. – Узнаете, кто я? Точно, я – первый признак белой горячки! Сам Ильич. Встал из мавзолея, чтобы лично поздороваться с вами. Надоело лежать, хочется выпить в хорошей компании.
Спустившись вниз, продолжил:
– Давайте выпьем, господа клошары! Я угощаю! Вот, у меня тут был где-то коньячок… И вообще – считайте, что с сегодняшнего дня в вашем полку прибыло!
Открыв чемодан, достал бутылку коньяку.
– Вот. Прямо как в пьесе Горького «На дне». «Мой органон отравлен алкоголем»! Ну, кто первый?
Карнаухов протянул бутылку и только тут заметил, что «клошары» как-то нехорошо переглядываются и начинают окружать со всех сторон нежданного гостя.
– Ты смотри, пальто хорошее, – прохрипел один.