В своей поздней работе «Большевизм в тупике» (1930) Каутский критикует раскулачивание, коллективизацию, систему колхозов и лишение профсоюзов последней самостоятельности. Он видит сталинизм как систему, главные задачи которой – сохранение власти партийной бюрократии любой ценой и постоянная имитация социализма насильственными методами, чтобы и дальше морочить весь мир.
Каутский критикует советскую конституцию как набор фиктивных прав, прикрывающий абсолютную власть партийного начальства, и обсуждает возможные сценарии крушения большевистской власти.
В 1930-х годах он надеется, что Россия вернется к НЭПу и станет страной со смешанной экономикой, в которой конкурируют государственная, кооперативная, муниципальная и частная собственность.
В советских источниках Каутского считали фактическим идеологом «рабочей аристократии», удобно вписавшейся в европейский капитализм.
Советская критика обычно упрекала Каутского в «экономическом объективизме» и недооценке «субъективного фактора», т.е. в излишнем доверии к логике истории, которая не требует волевого вмешательства.
Тем не менее отдельные работы Каутского, написанные до его пресловутого «ренегатства» и разлада с большевиками, переиздавались в Советской России в 1920-х годах и даже позже.
Наследие и «Экономическое учение»
Фигура Каутского принципиально важна для становления немецкой и австрийской социал-демократии. Его идеи и тексты лежат в основе этой респектабельной политической традиции.
Каутский сохраняет актуальность и для нового поколения левых. Так, например, Бхаскар Санкара, редактор американского журнала «Jacobin» и один из теоретиков нынешних марксистов в США, в своем манифесте («Социалистический манифест», 2019) призывает вернуться к идеям Каутского времен Второго интернационала и черпать в них вдохновение для дальнейших преобразований.
Вместе с тем для ортодоксальных коммунистов советской ориентации Каутский навсегда останется «ренегатом» и примером марксистского теоретика, не принявшего революции и скрывшего за пышной фразой свою политическую беспомощность.
Но кем бы ни считать его – отступником, прекраснодушным кабинетным мечтателем или основоположником ответственной и реалистичной социал-демократической традиции в современной политике, который под влиянием истории отказался от идеи насильственной революции, – никто и никогда не отрицал достоинств его конкретной книги «Экономическое учение Карла Маркса».