Мир в ладони - страница 18

Шрифт
Интервал


– Я их нюхать, по-твоему, буду?

– В пакете лежат.

– Еще теплые. – Сергей зашуршал полиэтиленом, и вскоре послышался хруст.

Леонид Михайлович потер монитор рукавом, очищая от пыли.

– А ты не думал, что закрыть небо от пришельцев – чей-то умысел?

– Чей? – равнодушно спросил жующий Сергей.

– Не знаю.

– Ты думаешь, до нас кому-то есть дело? Нам друг на друга наплевать, а ты загибаешь – небо закрыть!

– Послушай, – Леонид Михайлович начал раздражаться, – чтобы ты появился тут, на заводе, охранником, потребовались миллиарды лет синтеза: звезды рождались и умирали, формируя нужный химический состав, необходимый для функционирования твоего организма. Потребовались миллионы лет эволюции. Цивилизации рождались и погибали, чтобы тут, в двадцать первом веке, мы сидели и разговаривали. И ты хочешь сказать, что до тебя – существа, на которое были истрачены такие ресурсы, – никому нет дела?

Сергей задумчиво догрыз хвост, вытер рукавом жирные губы, не спеша достал сигарету из пачки и закурил.

– Михалыч, ты меня знаешь: я человек простой. Я так глубоко, как ты, не плаваю, но вот скажи мне: почему та сила, что, говоришь, миллиарды лет потратила на меня, не может еще чуть-чуть поднапрячься и прибавить мне зарплату хотя бы до полтинника?

– А воля тебе на что дана? А мозги? Не уверен, извини, что на них хватило ресурса. Да что я тебе объясняю, тьфу!

Сергей почесал голову и глубоко затянулся.

– Ты это, не обижайся на меня, если что, я ж что думаю, говорю, без всяких там.

– Да что на тебя обижаться? – отмахнулся Леонид Михайлович.

– Просто вот у тебя есть и мозги, и воля, а ты вместе со мной охранником работаешь за копейки.

– Я хоть радиотелескоп собрал. Работает бандура!

– Так звезды-то все равно молчат. – И Сергей, зажав сигарету в зубах, заливисто расхохотался, держась за бока и трясясь всем телом.

Леонид Михайлович пристально посмотрел на напарника и вдруг, точно подхватив от него заразу, тоже громко засмеялся, так что из глаз полились слезы. Просмеявшись, мужчина стал серьезен и грустен.

– Михалыч, ты это, не расстраивайся, – не унимался Сергей, – вот прилетели бы они – что ты им скажешь?

– Я бы скорее что-нибудь спросил.

– Ага, только не боишься ли ты, что это будет похоже, как будто шимпанзе из зоопарка задает вопросы этому… как его… Эпштейну?

– Во-первых, не Эпштейну, а Эйнштейну. Во-вторых, мы – я имею в виду человечество, а вовсе не тебя, дуралея, – вышли в то поле мышления, когда диалог с внеземной цивилизацией возможен.