Когда вы видите бегунов в парке, вы принимаете их за героев здорового образа жизни и тихо вздыхаете о своём несовершенстве. Известно ли вам, что примерно через сорок минут бега или быстрой ходьбы организм начинает вырабатывать эндорфины – наркотики морфиевой группы? Таким образом, объясняется ли прыть наших бегунов одной лишь тягой к здоровью? Что же получается – мы все наркоманы, что ли…
Вообще-то именно так и получается. И в идеале надо провести строгий «аудит вожделений» под девизом, известным нам с древнегреческих времён: «Ничего слишком». Русским следует быть особенно внимательными, ведь воскликнул же замечательный писатель Василий Розанов сто с лишним лет тому назад: «Есть ли на земле ещё такая же острая, пряная, артистическая, наркотическая нация, как русские?!» Страстно вожделеть, получать эйфорию от загадочных веществ и явлений (кайфовали же революционеры от «Капитала» Маркса) – это наше. Осторожно, товарищи! Полторта за день и восемь серий за вечер – безумие.
Даже если наутро вы броситесь бегать и прыгать. Возможно, это ещё страшнее…
Бывали такие времена, что мнение одного человека (литературного критика, допустим) могло вознести или унизить автора, потому как для публики требовался в дополнение к автору – авторитет. Тот, кто подтвердит или опровергнет ценность сочинения. Расхвалил Белинский Лермонтова – всё, юнец прописан в литературе прочно. Объяснил Добролюбов, что Катерина в «Грозе» Островского – это луч света в тёмном царстве, и Островский спасён от поношений. Правда, в дальнейшем положение дел осложнилось, выяснилось, к примеру, что авторитет не бывает абсолютным – для одних авторитет, а другим плевать на него. И власть авторитета не безгранична: никому не удалось ещё впарить публике откровенное фуфло на длительный срок или уничтожить реальный талант. Как ни пытались критики-современники растоптать Лескова, Чехова или Булгакова – ничего у них не вышло, хотя, разумеется, крови они им попортили немало.
Совсем недавно мнение авторитетного критика, скажем, из газеты «Нью-Йорк таймс» могло чрезвычайно повлиять на судьбу книги, фильма или спектакля: отрицательный отзыв неумолимо означал провал у публики. В культуре действовала целая группа страшных людей, мнения которых ждали и жаждали, боялись и мечтали о нём. Понятно, что у нас всё по-своему, однако и на родных равнинах авторитеты водились – не только криминальные, но и культурные. Вопрос: а где они теперь? Они существуют? Есть люди, чьё мнение может повлиять на публику, властно определить ценность произведения и его судьбу?