Беда современного человека, сентиментально порыдав на выпускном вечере, каждый начинает считать себя взрослым, не думая о том, что вся его взрослость состоит из того, что он забыл себя самого и собственное детство. Дети хоть и рвутся побыстрее вырасти, но не могут представить себе взрослую жизнь, а повзрослев, зачастую перебирают старые фотографии, читают записи, оставленные в своих юношеских тетрадях и дневниках, рассматривают свои детские поделки, оставленные на память. Следует ностальгия по свежести чувств, непринужденности, энергичности и простоте, свойственных детству. В то же время с этим чувством более четко видишь ту высоту, на которую ты успел вырасти за прошедшую жизнь, многому научившись и многое познав, а оттого испытываешь еще больше умиления от тех своих черт, которые потерял, взрослея. Можно ли все вернуть обратно? И ощущение детской безмятежности, и вкус мороженого из юности, и чувство чего-то нового, и веру в лучшее, и удовольствие жизнью? Сделать это довольно просто. Каким вы сделаете свое мировосприятие, таким и будет окружающий мир вокруг вас. Я думаю, что известный американский вирусолог Джонас Солк выразил мысли людей, которым свойственно приобретать страхи по мере взросления лучше всех, написав – «У меня были и мечты, и страхи. Я преодолел свои страхи, благодаря своим мечтам». Следует найти в себе желание возвратиться к своим мечтам.
Возможно повзрослев и начав вести себя так, как ведут себя многие взрослые, я лишился мечтаний. А, может быть я утерял их, когда пошел служить в армию и стал вести себя так, как положено вести себя военнослужащему? Крутая перемена в моей жизни ускорила разлуку с родителями. Все началось с нескольких огоньков. К крышам вагонов тянулись голые ветви, на них коробились последние сухие листья; поднимавшиеся в вагоны пассажиры были укутаны в куртки и шарфы. Поезд увлек новобранцев с собой в неизвестную даль. Вагон качало, стеклянные кружки на столе звякали. Рельсы неслись навстречу нам как два ручья, выпадавшие из единой точки где-то за небосклоном. Налетавшие спереди шпалы превращались под колесами в распространяющийся гладкий поток. По обе стороны поезда земля была еще голой и черной и стала расплывчатой полосой. Деревья и столбы в то же время выскакивали навстречу и так же резко отлетали назад. Снаружи задувал холодный ветер, безлюдное поле растянулось под небом. Звездное небо в окнах вздрагивало, и казалось, звезды тоже вздрагивают, сталкиваясь друг о друга. Ночная тьма шелестела сухой травой. Звук проходил пространство, не оставляя в нем ничего, кроме неизвестности и сдерживаемого порыва. Где-то на краю сознания, музыкой, стучали колеса поезда. Они выбивали ровный ритм, выделяя каждый второй удар, словно выражая тем самым осознанную цель. Я мог расслабиться, потому что слышал стук колес. Я внимал мелодию, думая: почему должны крутиться колеса, куда они везут нас? Чуть заметная полоска земли за окном теперь летела быстрее, превращаясь в черный ручей. На нашем пути были остановки, станции, которые мы миновали. Чем дальше мы отъезжали от дома, тем сильнее ощущалось чувство решимости, надежды и скрытого волнения. Легкий сдавленный вздох, долетевший со стороны моего соседа Анатолия, свидетельствовал о чуть было не сорвавшемся с его губ вопле тревоги. Но разум его не ведал пауз. Обломки мыслей проносились сквозь него, точно также, как и мерцавшие за окнами деревья возле дороги. Первая ночь всегда самая тяжелая. Это крайний бросок разрыва с воспоминаниями, весьма неприятный. Периодически в последующие дни он стал говорить себе, что вот прошел еще один осенний день, и заставлял себя взглянуть на небо и деревья. Такие мысли медлительные и бесконечные словно абзац на несколько страниц наседали на него и составляли отныне суть его новой жизни. После я отметил что тревога лишила его дара речи. Я был внимателен и замечал проявление чужих эмоций, они ярким фонариком освещали темную и неизведанную область чужой личности, отмечая ранимые места.