– Иван, ведь это не случайно. Неужели ты не видишь? – Савва рассмеялся и похлопал Гаврилу по спине. – Прекрати! Это… знаковый сон. Он неспроста.
Ива чувствовал сердцем, что слова Гаврилы истинны и что эти сны, являющиеся к нему день за днем, означают путь – его или всего человечества. Долго он думал, предтечьем чего являются мечты о монастыре, или предтечьем чего является он сам. И сны, белые стены, далекий лес… Но мысли оборвались с внезапной пропажей Гаврилы.
Тиканье прекратилось: пора собираться и выходить, иначе придется часами добираться до университета. Ива включил свет и наскоро прибрал комнату, почти пустую, лишь с захламленным столом, где каждой вещи было отведено особенное место. «Уехал ли Савва?» – подумал он и чуть приоткрыл деревянную дверь. В лицо ударили свежие солнечные лучи, белые и голубые. Ива наморщился, одновременно улыбаясь, и потянулся к свету. Савва всегда забывал зашторивать окно с вечера, хотя ненавидел просыпаться утром от солнечных лучей. Днем же он раздражался, когда Ива просил его раздвинуть шторы, и делал это только в сумерки. В углу комнаты лежал старый матрац Ивы, оставшийся с детских времен, на нем – Савва, уткнувшийся лицом в стену, весь сморщившийся, превратившийся в комок. Белые кудри облаком торчали из-под одеяла, спутанные и ломкие; они не светились на солнце, а как будто поглощали его. Рядом лежали стопки библиотечных книг, единственно сохранившие аккуратный вид в этой комнате.
Ива опустил взгляд и разглядел под ногами лист бумаги, нечаянно отделившийся и отлетевший от остальной кучи. Он чуть подумал, наклонился и подобрал его, разглядывая. В некоторых местах бумага была разорвана, точно ее протыкали карандашом, а наверху виднелась яркая, несколько раз подчеркнутая, надпись: «Чертов Гаврила! Я обращаюсь к тебе. Понял?». Ива тут же выпустил лист, и он полетел вниз, мягко опадая на пол. «Гаврила… он пытался писать Гавриле. И не сказал! Не сказал мне!». Ему следовало выбираться, чтобы успеть вовремя, но он стоял и пытался взять в толк, что Савва писал Гавриле и что для него это оставалось тайной до сегодняшнего утра. «Наверняка оскорбления или угрозы. Мне следовало догадаться: в последние дни Савва сильнее прежнего озлобился. К чему это еще могло относиться? К тому же он стал часто выходить на улицу, пропадать где-то, пропускать лекции чаще обычного. Дурак! Не додумался, облапошили!» – думал Ива, закрывая дверь. Хотелось забрать лист, разгрызть его, проглотить, а затем ударить Савву, интригана и предателя. Но впереди дожидались белые стены и лес, спокойный и уверенный, и Ива, собравшись, вышел на улицу.