Пройдя еще полмили, мы подошли к узкой полоске хлопковых деревьев и ив, кустов ежевики, окаймлявших берег; сразу за ними у подножия холма виднелась узкая ровная полоска поросшей травой земли.
– Почему бы не разбить лагерь? – спросила Сах-не-то. И, несмотря на то, что солнце стояло еще час в зените, я подплыл к пологому берегу. Вскоре мы поставили палатку на ровной полоске травы и устроили уютный лагерь. Затем, взяв ружьё, я пошёл по старой охотничьей тропе, которая шла вдоль гребня холма к далекой равнине.
Это была глубокая старая тропа, протоптанная бесчисленными копытами бизонов, вапити и оленей, которые проходили по ней в былые годы. Я был немало рад узнать, что ею всё ещё пользуются дикие обитатели долины. Здесь были многочисленные следы койотов и волков, а также отпечатки ног нескольких горных баранов и их детёнышей и длинные, сужающиеся к концу отпечатки копыт самца оленя.
– Если бы я только мог добыть тебя, старина, – подумал я, – как бы обрадовалась Са-не-то. С тех пор, как она покинула свой дом, она мечтала о ни-тап-и-вак-син, что на английском означает «настоящая еда». Птицу и тому подобное она могла есть, но мясо, по-настоящему свежее, было именно тем, что ей так хотелось.
И я погнался за оленем по крутому склону, то и дело останавливаясь, чтобы перевести дух и в то же время полюбоваться чудесным видом на долину, извилистую реку, скульптурные скалы и остроконечные вершины, раскинувшиеся по обе стороны. Все выше и выше, мимо глубоко врезанных бесплодных оврагов, мимо зарослей можжевельника и рощиц низкорослых сосен, и все время передо мной были следы большого оленя, манившие меня навстречу закату и сгущающимся теням ночи.
В конце концов, я был вынужден повернуть назад, так как в сумерках уже нельзя было разглядеть прицел винтовки. Я бежал вниз по склону холма. Земля была мягкой, и, как бы я ни прыгал, я не чувствовал толчков. Казалось, что прошло всего несколько мгновений, прежде чем я увидел палатку, светящуюся изнутри, как бледный опал. И тут я уловил аппетитный запах жареной курицы, кофе и других вкусностей.
Когда я присел на краешек нашей лежанки, по индейскому обычаю, и добрый повар поставил всё это передо мной, я возблагодарил судьбу за то, что даже в эти дни ещё осталось место, где можно укрыться от нестройных звуков цивилизации – даже от мычания скота – там, где когда-то царила природа. А потом, с удовольствием покурив, мы улеглись на уютной лежанке и заснули, а далеко в ущельях пели свои серенады койоты и волки. Пусть они долго избегают смертельных ядов и человеческих ловушек.