За пятнадцать минут до часа икс я спустился на улицу и приземлился возле телефона. Тут же меня пошли осаждать существа самых разных полов неземной уродливости на предмет дешевого секса. Обычно я был не против с ними поболтать за жизнь, любая практика иноязыка принимается в любых формах и наречиях. Но сегодня я отвернулся; если Джош позвонит, мне придется послать моих собеседников нах, они обидятся, и это может привести к.
Время текло медленно и безразлично, такое уж оно. Прохожие выгуливали собак с явным намерением дать им покакать рядом со мной; я уставился на них с мрачной угрозой, как будто я только откинулся, жить негде, убью нах, и они нервно проследовали по своему маршруту. Внешне я был не совсем готов к роли (о чем ты думал?!), на мне не было угрожающих тату, но все же я пару дней не брился, да и вообще Десятая авеню не Пятая, если с тобой не хотят беседовать, то не стоит искушать судьбу.
Час икс пришел и прошел. И тут на сцену вышел мой желудок. Перед уходом из дому я зашел в туалет, но сейчас в животе у меня заурчало так, что было слышно в Нью-Джерси. Я понуро встал и поплелся в пиццерию на вынос через дорогу; оттуда доносились такие ароматы, что меня аж качнуло, как от десятибалльной качки.
– Plain, – сказал я у прилавка, – ничего сверху, не заслужил я ваши пеперони.
– Это не очень было впе-чат-ли-телно, Константин, – сказал Джош мне в спину. – Или Леонид. Или Феодор.
– Феодо́р да не тор. – Я неуклюже попытался.
– Вам следовало уйти через пять минут, – продолжал он. – Потом, возможно, вернуться через час. В общем, вы не профессионал. Кто вы?
– Сначала пицца, – сказал я. – Потом можно и по пиву.
– Cheers, – сказал JC.
Еще до того, как я допил свою первую бутылку «Гиннесса», я решил отныне называть его JC. «Джош» звучало уж больно по-еврейски и невинно. Вряд ли Джош сможет спустить курок. А вот JC – запросто.
– Я должен сделать вам комплимент по вашему английскому, – сказал JC, – хотя иногда он звучит немножко странно…
Weird, сказал он. Мы уже перешли на английский, и это была хорошая примета.
Я просто таю. Rudy’s, где мы устроились у стойки, – это мечта, а не бар. Это все равно как я пришел в «Иллюзион» на Котельнической смотреть старое голливудское: гаснет свет, зал наполняется тяжелым застоявшимся пивным амбр