-Что ты там бормочешь себе под нос, спускайся чай пить,– Поэт даже не заметил как Хохол заварил чай.-Чай будете с нами пить?-Хохол всегда всем предлагал чай, хоть на чай в тюрьме и не зовут.
– Спасибо, ты ж знаешь, мы твою солярку не пьём. -ответил Игорян. А узбеки всегда заваривали свой чай и просили что-то у других только тогда, если у них заканчивалось необходимое и насущное.
Хохол разлил чай по кружкам.
-Поэт, иди, покурим, да полезем обратно. Ты я смотрю, отлетаешь на волю периодически, если бы твои гуси лапками за решку не цеплялись, я бы мог потерять тебя.
-Вид такой там, как на зло, лучше бы забор сплошной, чем волю в окне.
-Ну, не скажи, вид из окна, это важный фактор. Первое окно в моей жизни, наверное, всё-таки было в комнате дедушки. После смерти деда, комната стала моей. Если, конечно, мама меня не показывала отцу в окно роддома. Думаю, нет, советское время, если и вмещало в себя романтику, надписи на асфальте: "Спасибо за сына", то мой отец все равно так не делал. В детстве, выглядывание в окно, заключалось для меня в порядке интереса, гуляет ли кто из друзей во дворе. Да я помню: тополя, качелю на цепях, два столика, один с левой стороны, второй с правой. Вечно играющих в домино мужиков и бабушек. Но всё это пролетело мельком, без оценки. В первый раз я внимательно и долго изучал вид в окне моей комнаты, когда просидел дома два месяца. Я даже не выходил в подъезд. Не выскакивал за дверь перепуганной кошкой. Я был домашним котом, который никогда не гулял по улице.– с каждым сказанным словом, ностальгия поглощала Хохла, и его голубые глаза сквозь очки, казалось, становились серыми.
-А зачем, ты сидел столько времени дома? Ты что в розыске был?
-Нет, мой милый друг, всё началось с того…Что я стал избегать встречи со своей матерью. Она возвращалась с работы в двенадцать, либо в час дня. К этому времени, я уже бродил по Тепличному с постаревшим лицом, или же, наоборот, с глазами навыкате от психотропов. Иногда я видел, как она выходит из автобуса, и прятался за угол дома. Употребление наркотиков превратило меня в существо бесполезное, позорящее свою семью, друзей и общество в целом. Когда я проходил мимо знакомых, я ловил на себе осуждающие взгляды. Мне казалось, все смотрят на меня, презирают, что все знают, я наркоман. Каждый вечер возвращаясь домой, я пытался сосредоточиться, делал серьёзную мину, старался бесшумно открыть дверь и быстро проскользнуть к себе в комнату- три шага из прихожей до двери. Мать не спала, и, когда я включал свет в прихожей, она уже стояла в дверях зала, усталая, измученная. "А ты почему, не отдыхаешь?"-спрашивал я.-"С тобой уснёшь! Опять!"-отвечала мама, и уходила. Я молчал, зная, что это ещё не всё, она ещё придёт. Садился на стул и ждал её. Открывалась дверь, появлялась мама, только уже в гневе, и начиналось: "Ты сколько будешь мою кровь пить!? Думаешь, за очками не видно ничего. Одни глаза и остались! Почему есть не идёшь? Что, сволочь, аппетита нет?! Или с осени закормленный!!? Целыми днями со своим Гриней по Тепличному шатаетесь, мне людям в глаза смотреть стыдно! Уеду к дочери, живите тут, как хотите! Давай, иди ешь!"– громко хлопала дверью и уходила.