Ховард все реже приходил в сознание и через несколько дней умер. Он словно утонул в кровати – так много жидкости у него было в легких. Он больше никогда не увидит желтые листья…
Его мать сказала, что тело ей не нужно, и я попросила позвать к телефону отца.
– Он сейчас не может говорить, – ответила женщина и шикнула на лающую собаку: – Лаки, прекрати!
«Неужели они даже его собаку переименовали?» – подумала я.
Я похоронила Ховарда на кладбище Файлс возле Джимми.
О походах в больницы я не рассказывала никому, кроме Бонни. Она была прекрасным слушателем, и мы с ней разговаривали почти каждый вечер. Бонни пыталась приспособиться к новой жизни, в которой ей приходилось есть через зонд, и у нее стало получаться издавать звуки, похожие на человеческий голос. Но, если честно, это напоминало скорее пародию на Даффи Дака[9]. А еще Бонни была очень умной и любила длинные слова. Наверное, этому поспособствовали долгие годы работы в газете. Когда я водила Бонни к врачу и он спрашивал, как она себя чувствует, моя подруга в шутку отвечала: «Превосходно». И мы с врачом тратили не меньше пяти минут, пытаясь расшифровать это слово.
Онколога Бонни звали Брюс Лейпциг. Он был раввином из Нью-Йорка и, как вы догадываетесь, выделялся на фоне других жителей Арканзаса. Он объяснил мне, как ухаживать за Бонни, как давать лекарства и как кормить через зонд. Все это для меня было не ново. У меня не было даже начальной медицинской подготовки, но в детстве я ухаживала за отцом. Когда ночью его легкие заполнялись жидкостью, мама всегда просыпалась от характерного булькающего звука. Она будила меня, чтобы я откачивала жидкость из папиных легких. Мама вышла за отца, потому что он получал военную пенсию, а папа женился на маме, потому что она была медсестрой, и они оба знали, что их брак – это взаимовыгодная сделка. Мама была тяжело больна и порой просто не могла подняться с кровати, так что я становилась и ее сиделкой. У папы после трахеотомии осталось отверстие, и он помогал мне вставлять трубку в легкое через трахею. Мы откачивали жидкость сначала из одного легкого, затем из второго – обычно у нас набиралось почти полбанки. Я, ребенок, все равно не смогла бы удержать тару побольше и потяжелее. А потом я выливала жидкость из банки. Меня подташнивало, но выбора не было.