По совести, их и родственниками-то можно было назвать с большой натяжкой – Чарси приходился дальним кузеном дальнему кузену внука дедушкиного кузена. Мэй жила в Рионе с самого рождения, но до своего пятнадцатилетия даже не знала о существовании этих людей. И дед не знал, но им всё же удалось убедить его в родственных узах.
Что можно взять со старика, у которого никого нет, кроме внучки-подкидыша? Конечно же, он был рад, что объявилась хоть какая-то родня. Точнее, сначала был рад, но когда Чарси с хозяйским видом принялся расхаживать по замку и рассуждать о том, что и как он здесь будет переделывать, лорд Бавор заметно погрустнел. Он ждал от родственников любви и внимания, хотя бы уважения, но так и не дождался.
Чарси не пытался заслужить право стать наследником – он его требовал. По законам Иллиафии унаследовать земли и титул мог только прямой наследник – сын. В случае смерти старшего сына, владения переходили к среднему, к младшему… Если сына не было, земли наследовала дочь, а титул позже назначался королём её супругу. Если прямых наследников не было вовсе, судьбу владений решал король.
С Рионом дела обстояли несколько иначе. Будучи долгое время на хорошем счету у королевской семьи, лорды Рионские заслужили право в случае отсутствия прямых наследников оставлять свои земли тому, кого сочтут достойным этой чести. Соответствующий указ хранился в архивах королевской канцелярии уже почти сто лет, но потребности воспользоваться исключительным правом до последнего времени не возникало – сыновей в Рионе всегда рождалось предостаточно.
У лорда Бавора Рионского тоже были сыновья. Точнее, два сына и две дочери. Их всех унесло поветрие, а леди Элейна, законная супруга лорда Бавора, не смогла пережить это горе и вскоре тоже отправилась к богам. Он так и не нашёл в себе сил завести новую семью, чтобы позаботиться о наследниках.
Откуда ночью при закрытых воротах в замковой конюшне появилась крошка Мэй, никто не знал. Повитуха давала голову на отсечение и клялась всеми богами, что за предыдущий месяц в Рионе и его окрестностях на свет не появилось ни одного младенца. Лорд Бавор не захотел разбираться в деталях происшествия, назвал это чудом и забрал малышку в замок. Он велел всем обитателям замка забыть о том, что девочка ему не родная, и воспитывал её, как собственное дитя. Даже когда Мэй выросла и достигла брачного возраста, он всё равно называл её «милой девочкой Алимеей» и отдавал всю нерастраченную любовь и нежность.