Дина закашляла, прерывая практичный ход мыслей – тяжело и долго. Очень нехорошо закашляла. Усталые глаза, лихорадочный румянец.
– Ты как? – спросил Глеб для проформы, уже роясь в кошеле. Спички кошель не уберег, а вот лекарства… живы, вроде. Что у нас тут из антибиотиков? Или сперва парацетамол дать?
– В груди болит? Температура есть?
– Не знаю. Поспать бы. Не могу уже.
– Нельзя, Дина, ты ж мокрая вся! Влезем на хребет, будем греться! На вот, таблеточку съешь, полегчает!
Врал, конечно. До заката, судя по солнцу, несколько часов, на подъем не хватит. Нужно открытое место, для безопасности. Начинить патрон тряпкой, или сухим мхом, пальнуть в костровище – тут тебе и огонь, и ночевка. Дальше топать с утра, вслед за солнышком!
– Проглотила? Умница! Все, пошли!
– Не могу…
Дине сейчас было классно – мультикам улыбалась, нарождавшимся перед внутренним взором. Цветущая сирень, лицо бабули, терпкий запах духов… «Ted Lapidus», кажется? Первые в жизни духи, подаренные крутым парнем Тимуром. Танцевать он так и не научился, зато понял, что цветы иногда дороже золотых «цацек»… как давно это было! Расслабиться и плыть туда, где нет ни леса, ни холода. Отдаться течению…
* * *
Год 1990-й, лето, ночь. Окраина Новосибирска. Двухэтажный барак, скамейка в кустах у подъезда. Девочка-подросток умостилась на лавочке с ногами, парень сидит «на кортах», дымя сигареткой. Слишком высокий для своих пятнадцати, слишком худой, зато в шикарном спортивном костюме – блеск эластика даже ночь не скроет.
– Слушай, а ты спать ночами не пробовал?!
– Некогда, чувиха.Чужие борзеют, с Кулацкого поселка. Щас такое классное махалово было, толпа на толпу!
В лунном свете отчетливо различается ссадина поперек Тимурова лба, вся в буграх подсохшей крови.
– Это чем тебя?
– Да неважно. Палкой, или чаками… уроды! Ой, ты чё, бля, творишь?!
– Не ори, – велит Дина тихо и очень по-взрослому, трогая рану. – Я тебе не «бля» и не «чувиха».Сейчас будет легче, боль пройдет, а утром дуй в травмпункт.
– Ага, щаз-з! Чтобы они меня ментам слили?!
– Как хочешь, Тимур. От сотрясения мозга у людей едет крыша, а дурачком ты мне не нужен.
– Ну, ты и… ладно, молчу. Кстати, у вас талоны на водяру и табак не завалялись?
– У нас их теперь не бывает. Бабуля свои меняет на сыр с маслом.
Отпускает Тимура не сразу – только когда гаснет КРАСНЫЙ ОГОНЬ, видимый отчетливо не глазами, а кончиками пальцев, и рана делается «холодной».