– Забываешь, с кем речи ведёшь, Беломир. Не смей упоминать даже имени Царевны. Она давно не покидала скалистых гор. Там ей самое место, а дочь мою не смей трогать.
– Как пожелает, светлейший. Да только девочка живёт праздно. Совет старейшин выбрал тебя правителем, но я помню слова Некраса перед смертью. Бела перевернёт небо и землю, если не держать её в узде, – осторожно сказал Беломир, перебирая серебряные кольца на узких длинных пальцах.
– Я не отдам её за тебя, рано ещё. Не время, – ответил Светлогор, нахмурив брови.
– Когда вы решитесь отпустить дитя своё неродное, неразумное, будет поздно, немало бед натворит женщина без мужа, Аглая хоть и была великой Светлой Царевной, а всё равно оступилась и заплатила самую высокую цену.
– Запрещаю тебе во веки веков произносить имя Царевны, – стиснув зубы, проскрежетал Светлогор, сжимая кулаки с такой силой, что острые большие костяшки побелели, – лежал бы уже в ледяной земли, кабы не подвиг её. Пойди прочь с моих глаз, пока не случилось страшное.
– С замиранием сердца слушаю и прислушиваюсь, светлейший, – нараспев произнёс Беломир своим гнусавым голосом да поспешил исчезнуть.
Светлогор коренастый и седобородый был на несколько тысяч лун старше Беломира и всё силился уразуметь, как тому в голову пришло свататься к его единственной дочке.
– Ты не выходишь из своей берлоги. Скоро станешь медведем, сосущим лапу. Не так ли давно мы с тобой бежали навстречу ветру, несущему снег? – под белоснежной вуалью улыбались губы, и удивленно приподнимались брови. Шурша длинными юбками, прямо из воздуха появилась Аглая. Она обогнула стол, за которым сидел правитель, и положила руки ему на плечи. Он вздрогнул и выпрямил спину.
– Я старая книга. Зачем ты пришла? – рассердился Светлогор, движением плеч стряхивая её руки. Аглая тут же постарела. Между аккуратными бровями и в уголках губ появились морщины.
– Ты о книге судеб, что написана нашими предками? Крутой, как горный обрыв. Холодный и мрачный как грот. Твоё имя и ты – полная противоположность. Мрачноземом буду тебя звать, – заговорила она еле слышно, голос её дрожал и срывался. Светлогор, не растерявший своей былой удали и красоты, могучий, как вековой дуб, Светлогор – высокий, статный и несокрушимый, вдруг стал ей противен.
– Аглая, быть здесь, да ещё и стоять за моей спиной в такой час, скоро стемнеет, дворовые придут свечи зажечь и растопить печь. Что я им скажу?