- Пошел ты нах, понял? - гаркнул я, не открывая глаз.
- Камо ми пешити (ст.русс.: Куда мне идти)? – недоумённо
переспросил приставучий тип и внезапно заорал густым басом, - Оне
рече, друзи мои (ст.русс.: Он говорит, друзья мои). Рече!
Пришлось приоткрыть глаза и внимательно рассмотреть участников
глумления над моей тушкой. Вместо старухиной избы обнаружилось
странное помещение с деревянными сводами и узкими окнами. Возле
меня терлись участники фольклорного ансамбля в расшитых узорами
рубахах и цветастых штанах. Ближе всех ко мне находился дородный
мужчина с харизматичной мордой, заросшей мощной рыжей порослью.
Фактурный мужичок, чем-то на Джигурду смахивающий, в рыжем
варианте. Актер, с амплуа бандитов, бунтарей и сумасшедших.
- Сыне мой, живый! – радостно воскликнул Джигурда.
Розыгрыш это что ли? Куда это меня старушка передала? Ладно,
подыграю шутникам:
- Куда я денусь, папанька?
В глазах мужчины промелькнуло удивление, но он ничего не сказал
и повернулся к мужчине восточного типа. Мужик тот, скорее всего,
был у них за доктора. Они стали живо обсуждать моё лечение. Причём
возникали странные предложения по прижиганию стоп. Странные, если
не сказать более резко, рекомендации. Мне страшно хотелось спать, и
я, хныкнув, заявил об этом.
- Почни, аще хошь (ст.русс.: Спи, если хочешь), - согласился
папанька и сделал жест, чтобы все удалились.
После вышел сам.
Потом я проснулся от ещё более немилосердной тряски. Меня
куда-то перевозили в театральном возке. Такими, наверное, в
глубокой древности люди пользовались. Со мной тряслась полная
женщина, явно ненормальная из-за странного макияжа. Лицо покрывали
густые белила, круги румян на щеках и широкие чёрные брови. Увидев
меня, она улыбнулась и поднесла крынку с каким-то травяным настоем,
приговаривая:
- Почни наш соколик ясны. Ужо приеде вборзе (ст.русс.: Уже скоро
приедем).
Ага, уснёшь тут. Трясёт так, что кишки были готовы выпрыгнуть из
одного места, объятые ужасом. На асфальте что ли тут экономят? И
почему все здесь как-то странно выражаются? От напитка, или от
сильной слабости снова погрузился в глубокий сон.
Следующим разом проснулся на мягкой перине в широкой кровати.
Подушки были настолько необъятные, что приходилось почти сидеть.
Потолки и стены деревянного сводчатого помещения были расписаны под
старину разноцветными узорами. Разбудила меня всё та же чокнутая
баба. Пришла звать меня отобедать со слащавой улыбкой на
раскрашенном лице и с идиотскими определениями в мой адрес.
Хотелось запустить в неё подушкой, но от слабости пришлось
ограничиться только вежливым посыланием в неизведанные дали. Спать
хотелось невыносимо. Она ушла, кажется, ничего не поняв.