– Мне так неудобно беспокоить вас, но вы первый, кого я встретила за все утро. Видите ли, я совершенно заблудилась.
Фермер, родившийся и живший здесь, в Чотоне, население которого составляло триста семьдесят семь человек, ничуть не удивился. Он всегда вставал с первыми петухами, уступая лишь доктору Грею, когда тот делал обход, молочнику и почтальону, забиравшему письма из отделения на разнос.
– Видите ли, – повторила она, начиная привыкать к его природной молчаливости, – я приехала сюда на день, из Лондона, винчестерским поездом, чтобы посетить дом писательницы Джейн Остен. Но не могу его найти, и, заметив с дороги эту маленькую приходскую церковь, я решила немного осмотреться. Отыскать хоть какой-нибудь след.
Мужчина обернулся – за его спиной, справа, под сенью буков и вязов, стояла церковь из красного песчаника, куда он всегда ходил. С тех пор, как ее перестроили, сменилось несколько поколений, и там не осталось ничего, что бы напоминало о Джейн Остен или ее родных.
Затем он посмотрел налево, на маленькую калитку в глубине кладбища, сквозь которую виднелись подстриженные кроны тисов. Они казались ему похожими на перечницы даже в детстве. Живая изгородь служила южной границей террасы сада у стоявшего на склоне внушительного елизаветинского особняка из красного кирпича, со стрельчатой черепичной крышей и трехэтажной тюдоровской верандой, увитой плющом.
– Усадьба вон там, – отрывисто проговорил он, – за церковью. Ее так и называют – Большая Усадьба. Там живет семейство Найт. А могилы матери и сестры мисс Остен вон там, у церковной стены, видите, мисс?
Благодарность сияла на ее лице – за его слова, в которых она ощутила тепло.
– Бог мой, я и подумать не могла, что…
Ее глаза увлажнились. Он никогда не встречал никого прекрасней, она была словно модель из газетной рекламы мыла или шампуня. Она заплакала, и ее глаза приобрели невиданный прежде оттенок синего, почти фиолетового, а слезы катились по черным, как чернила, ресницам – черней, чем ее волосы.
Отвернувшись, он осторожно обошел ее, а пес, Райдер, уже крутился у его грязных сапог. Направившись к церкви, он остановился у пары надгробий. Девушка шла за ним, и каблуки ее черных туфелек тонули в мягкой земле кладбища. Он смотрел, как ее губы беззвучно читают надписи на каменных плитах.