В этот день было очень тихо, и парень не стал подниматься наверх, где «новое место» ждало его разнообразными рисунками. Он отсыпался в своей постели, иногда слушая, как перешептываются его соседи, говоря тихо о странностях того, кто не общался с ними, кто был один и не желал другого.
Он не винил этих молодых, они никого не потеряли, хоть и жили в «общей». Их родители, родственники рады ежедневно встречать их в отдельных комнатах.
На следующий день раздался первый кашель. Это было странный, разрывающий чью-то глотку вой, сухой и сопящий хрип. Мужчина попросился в отдельную комнату, что была опечатана, вызвал медбота к себе. Тот после сообщил диагноз: неизвестно.
Это напугало всех без исключения, абсолютно все поняли, что грядет.
На следующее утро, сидя у шахты, он услышал в очередной раз этот хрип, но в этот раз звук резко оборвался, но этого почти никто не заметил.
Заметившие же сообщили куда нужно, к вечеру все вновь затихарились, все боялись двинуться с места. Медбот подтвердил смерть.
На консервирование вызвался древний дед, взял два бака, писталет, а после извинился за съеденную пищу. Он не вышел.
Он очнулся от ужасного сушняка – казалось, в горле нет и намека на влагу, а кожа отслоилась. Хрипло прокашлявшись, парень застонал от резкой боли в голове. Вокруг была лишь тьма.
Заставив себя вслепую подняться, он пошел на выход, обо что-то запнувшись. В темноте, в звенящей тишине лишь шуршал мояк тревоги, изредка освещая основной зал, в котором никого не было.
Парень не замечал тел тут и там, проходя вперед в поисках воды. Он шел к складу с припасами. Отлично зная, что произошло, парень давно принял эту же участь. Убежище быстро срубило какой-то болезнью. Они все теперь не шумели. Не нужно было идти наверх.
Улыбнувшись самому себе, он прошел мимо комнат, где отцы, беря на себя смелость, «отпускали» свои семьи, выстреливая в себя последним. Мимо комнат, где сошедшие с ума начинали резать себя или других, мимо комнаты, где была когда-то детская. В самый конец зала, туда, где есть вода и тишина.
Он плелся из последних сил, не обращая внимания на тревогу проникновения. Это было неважно, ведь они пока не шумели. А, добравшись наконец до воды, напившись, откашливаясь после двух-трех глотков, он вышел обратно, посмотрев наверх.
Туда, где в первой шахте кто-то так и не выбрался, не сумев и вниз спустится. Туда, где было раньше тихо, но теперь шуршал маяк тревоги.