– Ору на неё, а она снова на меня бросается. В бедро вцепилась и пытается укусить. Представляешь? Я её снова толкнул. И вдруг, знаешь, чувствую: вот он, повод. Сколько лет ей вмазать хорошенько хотел. Так, чтобы звёзды из глаз, и губы в кровь. Но нельзя, она же женщина. А тут повод – лучше не придумаешь. С кровати соскочил, с другой стороны, а она в обход пошла, снова напасть.
Голос у Кирилла начал срываться, но пока было непонятно, от чего это – от ярости или наворачивающихся слёз.
– И глаза у неё, знаешь… такие… отсутствующие. Вроде и на тебя смотрит, а как будто стекляшки вместо глаз. Круглые стеклянные глаза… Ну, я и решил вмазать ей хорошенько. Пусть в себя придёт. Подходит она, и я влепил ладонью в скулу. Кулаком хотел, но потом подумал, могу ведь и шею сломать.
Кулаки у Кирилла действительно были внушительного размера, а поставленным ударом он мог вырубить и некрупного мужика.
– У неё голова, знаешь, так мотнулась, вместе с плечами, а она даже не замедлилась. Подходит, за лицо и шею хватается, зубами тянется. Я понял – дело плохо. Пнул её в живот, повалил, ударил несколько раз, чтобы не дёргалась. Затихла. Руки и ноги простынёй связал, не отходя от кассы. Поднял на кровать, положил на спину и, пока она в отключке – пошёл в скорую звонить. Ну, а куда ещё? Не в ментовку же. Они сразу заметут. Хотя скорая всё равно сообщит им, и всё равно заметут. Ну, хоть время будет жену в порядок привести.
Рассказывал Кирилл, сидя на полу, но при этом старательно изображал происходившее жестами и движениями тела.
– Вышел на кухню. Свет включаю – нет. Воду включаю – нет. Из холодильника всё выворочено. Из морозилки, видно, мясо вытаскивала, уже в бессознанке. Грызть пыталась. Вернулся в спальню – Лена в отключке. Решил наверх подняться, к Владу. Ну, к этому, из сто семнадцатой.
– А что ко мне не стукнулся?
– Да твоей машины на парковке нет.
– Точно. Я же её на улице поставил. На парковке у дома места не было.
– К Владу стучусь – тихо всё. В сто восемнадцатую стучусь – там пара пенсионеров живёт. Ну, ты их, вроде, знаешь. Дверь открыта. Я прошёл. Деда не видно, а бабка на полу под столом валяется. Меня услышала, на колени поднялась. Башкой об стол шваркнулась, думал, разобьёт себе черепушку. Она ползёт ко мне и урчит, у-у-у-ур-р-р-р-р, как кошка, у которой еду отбирают. Лицо всё в крови. Глаза стеклянные, в точности, как у Лены. Ну, я и начал соображать, понимаешь, да? Двери прикрыл и свалил к себе.