Дана, несмело глядя в глаза тетушки, надтреснутым от страха голосом произнесла:
– Я беременна.
Огонь в камине еще тлел в угольках. То и дело импульсивными всплесками он пытался вырваться наружу, но тут же лениво успокаивался, и только мягкое потрескивание нарушало повисшую тишину.
– Как? Кто он? – тихо произнесла Хельга, где-то в глубине души предчувствуя ответ.
– Парис? Какой ужас! Конюх… Вдовец с двумя детьми… Вот почему ты так часто проводишь время в поселке. Благодетельница!!! Обманули мое доверие. Да они же нищие. Пришлые. Я дала ему работу, кормлю его детей…
Хельга негодовала, и ее крики долетали аж до седьмого этажа башни.
– Как ты могла?! Ты забыла, кто ты и кто он? Ты позоришь наш род. О, бедные твои родители! Слава богу, не видят этого позора с того света. Но и хороша же я, не углядела за тобой и не сдержала обещания удачно выдать замуж. Какой срок?
Дана, напряженно попытавшись подсчитать, неуверенно ответила:
– Ну, где-то три. Ну, с начала августа. Тетушка, он будет мне хорошим мужем. Он любит меня. Он заботливый, работящий. Я люблю его детей. Они привязались ко мне. Нам всем будет так только лучше…
– Лучше? Да чем же лучше? Теперь я пущу их в свой дом? Никогда! Убирайся к себе в комнату и не смей оттуда выходить без моего позволения и решения относительно тебя самой! Поняла?!
В моменты гнева Хельга всегда переходила на пафосный тон, свойственный ее темпераментной натуре. В ней явно жила великая трагическая актриса, не желающая мириться с отсутствием зрителей и превращающая свою родную племянницу и всех остальных людей без разбора в безмолвных зрителей, не смеющих ей перечить. Всё это сопровождалось страстной жестикуляцией, прекрасным громким голосом, горящими голубыми глазами.
Хельга вскочила с кресла, поправила платье, посильнее нахлобучила двуугольную шляпу, встала в величественную позу Юлия Цезаря, что на картине над камином, и царственным жестом руки, направленной куда-то вверх, чеканя каждое слово, громогласно произнесла:
– Вон!!! К себе в комнату!!! Не смей оттуда выходить без моего позволения!
Дана, вся в слезах, тут же убежала наверх, а Хельга, устало опустившись в кресло, тяжело выдохнула и погрузилась в размышления…
Прошло не так уж много времени. Тишину прервал мальчик Жан, поспешно вбежавший в покои своей госпожи.