В таких условиях, как нетрудно понять, полноценная – то есть продвигающая обсуждение в сторону истины – ученая дискуссия оказывалась невозможной, поневоле превращаясь в банальную и малопродуктивную публицистическую перебранку.
Весьма характерно вышедшее в 2000 году из печати «историческое расследование» А. Н. Боханова, который характеризовал автора другой вышедшей в том же году книги о Распутине, Э. С. Радзинского, посредством откровенно бульварных эпитетов. В частности, Боханов заявил, что «из ныне живущих и творящих» Радзинский – «далеко не единственный», но, «несомненно, самый плодовитый пасквилянт и наиболее удачливый поставщик пошлого товара»>1.
Не жалует Боханов – притом особо не утруждая себя доказательствами – и «ныне не живущих» авторов. Так, мемуары экс-председателя IV Государственной думы М. В. Родзянко, по словам Боханова, – «ярчайший показатель моральной деградации»>2, книга иеромонаха Илиодора – произведение «прохиндея», которого «просто сжигали эротические видения самого причудливого характера»>3, свидетельства лидера «Союза 17 октября» А. И. Гучкова – пример «затемнения сознания»>4. Книгу воспоминаний дочери Григория Распутина Матрены, выпущенную российским издательством «Захаров» в 2000 году, Боханов оценивает как фальшивку, «образчик маразматического сочинительства»>5, которую «сварганил» неизвестный автор. Любопытно, что при этом достоверность другого издания воспоминаний Матрены Распутиной – «Rasputin: The Man behind the Myth», вышедшего в Лондоне в 1977 году, – Боханов под сомнение не ставит, хотя в британской книге содержатся точно такие же примеры того, что Боханов презрительно именует «мемуаразмитикой» – например, рассказ о первом сексуальном опыте Распутина или история с гибелью брата. Но именно эти истории приводит как доказательство «подложности» мемуаров Матрены, опубликованных в России.
Наряду с некорректностью полемики, другим неизбежным следствием недостаточно научного подхода к распутинской теме является широкий поток фактологических ошибок и явно фантастических деталей, зачастую сознательно используемых авторами. При этом, наряду с образчиками полувымысла вроде романов Ивана Наживина и Павла Мурузи, где авторская фантазия пытается выступить в обличье «художественной правды», существует масса произведений, в которых Григорий Распутин предстает уже не как исторический персонаж, а как чисто литературный тип.