Я давно сознавал, что жизнь моя катится непонятно куда. Был момент, плюнул на всё, решил, что только напряжённо работая смогу отвлечься от тяжких дум и восстановить силу. У меня не было совершенно в это время мышц, вместо них, какое-то мягкое тесто. В крестьянских семьях обычно во время ужина обсуждалось то, что будут делать завтра. Я сидел как истукан, но понимал – говорилось о завтрашнем дне, кто – чем занимается. На утро сам поднимался раньше всех, делал что нужно и когда приходила хозяйка доить коров (а их было 8) всё было вычищено, убрано, постелено свежей соломой и вёдра с тёплой водой для мытья вымени у коров стояли в конюшне. Когда приходил хозяин, пара лошадей и пара быков были уже накормлены, напоены и убраны. Хозяин только смотрел на меня, удивлялся и говорил: «Хорошо, хорошо, молодец». В поле, со временем, я тоже не отставал, косой я владел с детства, быков и лошадей управлять тоже мне не в новинку. Очень часто сам выходил в поле пахать, косить сено, переворачивать его для сушки. Если бы не бомбёжка города, войны для нас как и не было. Но иногда, авиация Союзников специально расстреливала хутора из пулемётов.
У австрийских крестьян не выгоняют скот на пастбище, а круглый год держат его в конюшне. Корм заготавливается и хранится на 2-ом этаже и оттуда подаётся в ясли-кормушки. Там же, на верху, находилась и сенорезка, но она у хозяина не работала, так как испортился моторчик, который стоял внизу. В один день я разобрал его, промыл, подогнал кольца, почистил, собрал, попробовал запустить и тут-то он затарахтел и пошёл. Вся семья выбежала во двор, удивились. А я, натянув ремень на шкив, запустил сенорезку. Старшая дочка сразу побежала наверх приготовить корм, так как до сих пор им всем по очереди приходилось сено сечь топориком. А тут моторчик заработал.
После этого мой авторитет поднялся и со мной стали обращаться с уважением. Пригодились мне знания приобретённые в Институте Механизации Сельского Хозяйства. В Австрии, как и у нас помню, для молотьбы, на хутор привозили молотилку. Так, после косовицы и уборки, группа крестьян привезли молотилку к соседу. От моего хозяина пошла к ним старшая дочь – помогать. Вскоре вернулась, говорит, что машина испортилась и сосед послал свою дочь в город искать мастера. Пошёл я посмотреть, что случилось, ведь мужчин не было, были одни старики и женщины. Говорят, что вчера ещё молотилка работала на другом хуторе. При перевозке некоторые ремни снимали, а когда установили молотилку, мастер надел их и ушёл. Когда я запустил машину и подал сноп, его выбросило наружу. Проверив, заметил, что ремни были неправильно натянуты. Заменил их, проверил, запустил, всё пошло нормально и к вечеру, когда мы уже почти заканчивали, вернулась дочь соседа без мастера. Это был ещё один большой плюс для меня. Австрийцы – не немцы, и стали общаться ко мне с уважением и соседи. А тут ещё в один день, играясь с самой маленькой дочкой хозяина, говорил с ней по-немецки, а средняя услыхала и бежит к матери, кричит: «Мама, мама, Георг с Гретой говорит по-немецки!» Тут-то я и признался, что немецкий знал со школы. Удивились, но с тех пор у нас был общий язык для разговоров, а брат хозяина, который привёз из города библиотеку (спасая от бомбёжки) разрешил мне ей пользоваться. Петя, я ночами перечитал всё, что только мог. Был момент, когда мне было легче изъясняться на немецком, чем на родном языке.