– Так, пожалуй, поверишь и в чёрта, и в коврюжную матерь. Охотнички за кошмарами! И как тебе, научное светило, глянулась изнанка физической реальности?
– Честно?.. Стыдно признаться – струхнул, – не стал рисоваться Артур. – Но жуткое любопытство перевесило. Теперь… повторись оно снова – поучаствовал бы с исследовательской целью, а то ведь ночью даже забыл, что учёный.
– Распробовал, значит. Смотри, не оплошай вдругорядь.
Баюр, который сидел рядом с Бартоломео и от которого разговор не таили, авторитетно добавил:
– Случай ещё представится.
– Думаешь? – оживился латурец.
– Уверен. И не один раз.
Что миски опустели и завтрак подошёл к концу, стало понятно по всколыхнувшимся там и сям разговорам, уже расцвечивающимся острыми словцами и ответными смешками. Впереди был нелёгкий рабочий день, и начальник счёл своим долгом напомнить порядок жизни и работы экспедиции, который сочинили вместе в автобусе. Чтоб народ не расслаблялся и чувствовал ответственность не только за свои исследования, но и за полновесную жизнь всей команды:
– После завтрака из лагеря расходимся группами по два, по три человека. В лагере остаются двое – занимаются своими материалами и хозяйством, чтобы к прибытию остальных было что поесть.
– Да помним мы, гражданин начальник. Что ты прям как в зоне! – съязвил Тед.
Рэ тут же поддержал его:
– Грегор, ты бы ослабил бдительность. Для полёта научной мысли нужна свобода, импровизация. За ней мы сюда и приехали.
– Свобода, которая не в тягость остальным, – подправил Латам.
– Разумеется, Генри. Мы же не маленькие. Философские определения нам ещё в студенчестве вдолбили.
– Сдаюсь, – Грегор поднял руки и рассмеялся. – Обещаю не изводить нотациями при условии поддержания порядка.
– Сегодня я останусь в лагере, – Генри Латам оглядел собравшихся, ожидая ответной реакции.
– Артур, может быть, ты тоже останешься? – предложил Грегор.
– Не-е, я с Баюром.
– Я останусь с Генри, – вызвался Форст. – Мне ещё записи свои надо привести к общему знаменателю, подогнать планы под местные условия, прикинуть кой-чего…
– Решено, – подытожил Грегор. – По коням, ребята.
Неутомимы и неисчерпаемы фантазии осени. В начальной своей поре, до наступления стойких холодов, она рисует тонкой кисточкой, выбирая пастельные тона, принимая роль изысканного художника-аристократа. Опалённые золотом окоёмы шелестящих, ещё живых и трепещущих листочков выглядят драгоценными украшениями в наступающем карнавале осени. И похваляются, и дразнят друг друга убранством лесные красавицы, день ото дня наливаясь новыми красками, удивляясь собственным превращениям. Откуда пришла ты, осень? Таинственная колдунья, повелительница цвета и аромата, зачем дурманишь красой и заманиваешь в неясные дали, что чуть покажутся впереди и снова прячутся? Кого пытаешься поймать сетями бесчисленных паутинок, вырастающих на каждом шагу волшебным образом? Не догнать, не понять, не надышаться ею никому не дано. Никогда…