, когда-то являлась, но сейчас сама этого не ощущала, – без чувств, без эмоций, просто, как инстинкт, – но они так и остались невысказанными, потому что она не могла говорить. Она только молча смотрела на то, как некий высокий, симпатичный мужчина в брючном костюме, неестественно скорчившись, сидит, сжав свои тёмно-каштановые волосы, и смотрит куда-то в пол, будто силясь разглядеть на нём некие ответы. На подлокотнике кресла лежат его очки – вот-вот упадут.
«Дом-и-сад». – Всплыли откуда-то из недр памяти слова, – и она увидела его: три дома в десять этажей, в периметре которых расположен широкий внутренний двор, а внутри него – ОН, величественный и прекрасный. Её сад. Аккуратная система прудов, – искусственно созданных кем-то, кого она в жизни своей не видела, но была ему очень благодарна. Квадратные бассейны, – их пять, – с прямоугольными плитами, по которым стекает вода, переливаясь в из одного водоёма в другой. По бокам, внутри специально отведённых для них, и ограниченных бетонными рамками-бортиками границ, – ивы, ирисы, тростник – всё такое аккуратное, компактно высаженное, регулярно проверяемое местным штатным садовником. Здесь всё вымерено, выверено, высчитано. Здесь нет ничего лишнего – даже число рыбок, пресноводных улиток, жучков, стрекоз, гусениц, даже количество залётных уток и мелких пташек, вроде воробьёв, стрижей и ласточек, как-то будто бы само регулируется: их никогда не бывает слишком много.
Всего достаточно. Всегда достаточно.
«Как красиво». – Думает она.
И вдруг – раздаётся хлопок. Свет гаснет, и всё, абсолютно всё в одно мгновение исчезает и распадается на части.
Остаётся лишь тьма – ничего.
И в этой тьме она вновь слышит эти тихие всхлипы.