Вот теперь ей стало уже не до шуточек!
– Господи! А это ещё почему?!
– Потому что оно вызывает во мне самые болезненные ассоциации…
– Ассоциации? – фыркнула дама. – Ну а я здесь при чём?! Если тебе причинила вред какая-то нехорошая баба с таким же, как у меня, именем, то это была исключительно она, а не я (и я – не она)!.. Чепухой не занимайся, пожалуйста!
– Ага! – подтвердила малышка, с энтузиазмом наблюдавшая за такими глупыми взрослыми. – Маму надо слушаться!
Серёженька капризно замотал головой:
– Понимаешь, я, как и любой другой творческий деятель, вечно повёрнут на своих личных ассоциациях и представлениях. Поэтому не обессудь, но… – Обрадованно к ней повернулся: – О, если хочешь, я буду называть тебя Благословенной! Что ты на это скажешь?
Она вновь застыла истуканом с острова Пасхи.
– Ты очень странный, вот что я тебе скажу. – Сурово нахмурила брови. – Ладно, хватит брехать – надоело!.. Ты лучше ответь: Таньку сегодня не видел? А то я стучалась-стучалась, да ни хрена не открыли.
– Какую Таньку? – не сразу въехал «сновидец».
– Что-Серёги-Минака-Баба! – всплеснула руками Благословенная. – Таньку, либо, не знаешь?!
– Да знаю, знаю… Кто не знает нашу славную добрую Таньку?.. А что ты хотела?
– Дочку хотела к ней отвести, вот что…
И вдруг – снова стук в дверь! Одуревший от страха Серёжа вскочил, побелел, а потом осточертело начал бегать по «залу», будто попавший в наш Брянск кроманьонец.
– Ох, мать, схорони ж ты мине, радя Бозя! – контуженно просипел он, перейдя на сельскую мову.
– Спокойно, спокойно! – закричала миледи и силой усадила юнца на кроватку. – Чего ты боишься?! Никто ведь тебя не обидит, никто не похитит, никто не сожрёт! – Надавила на костлявые плечи мальчишки, не дав ему увернуться. – Сиди, блин, сказала! Задолбал уже дикариться! Это ж стыд и позор – моя дочка и то не боится!
– Во-во! – воскликнула крошка, подбегая к дрожащему, как паралитик, поэту. – Что ж ты, дядя, боишься? Разве можно? Тут же мамочка с нами! Не бойся! Расслабься!
– Смотри не сбеги! – пригрозила хозяйка, направившись отворять. – Я тебя сразу предупредила…
На сей раз к «Благословенной» заявился сусед – высоченный, худой мужичок незабвенной наружности: узкие плечи, гигантская голова, огромные, торчащие как у мамонта, уши, отвисшие губы и умнейшие голубые глаза. (В шутку жильцы прозывали его то колобком, то обезьяной, то гоблином – не в обиду, конечно, сказать.) От суседа несло стопроцентным женским парфюмом.