Снова отпив и закусив серым хлебом с сыром, поданным хозяином магазина, он продолжил.
– При Союзе приговаривали, что, если Москва – это сердце Родины, то этот город – это попа страны, – упомянул расхожее выражение местного края старик, – аномальная жара здесь по полгода стоит, комары назойливые. Покоя нигде нет: ни дома, ни на улице. Пот постоянно с тебя льется, руками комаров отгоняешь, болезненно реагируешь на их уколы. К тому же скудный на досуг, бедный на доступные развлечения сам по себе наш серый одноликий провинциальный город.
– И вот кто мы после этого? – начал философствовать пожилой человек.
– Бытовые психи – вот кто мы, местные! – неожиданно подытожил он, заглядывая в пустой стакан.
– И стар, и млад. И богач, и бедняк. Все самые настоящие психопаты! Мы же из-за жужжащих комаров, пыльных бурь, степного палящего зноя – этого вечного природного стресса и отсутствия умиротворяющего покоя, все время на взводе, недовольные всем. Агрессивные. Орем постоянно. На домашних, на детей, на близких. В окно машины высунемся и кричим на таких же водителей, которые не так проехали, как ты хочешь. Взрываемся по любому поводу. Нам легче обматерить, чем дискутировать – не способны слышать друг друга. Ругаем все и вся…
***
– Погоди ка, капитан. Значит ли это, что если кто пожелает поднять протестные настроения в том регионе этой среднеазиатской страны, то нужно опираться на то, что местное население психически не устойчиво? – перебил докладчика полковник, отмечая профессиональную сторону полученной информации, – интересно. Оставлю себе памятку. Извини, перебил. Продолжай, пожалуйста.
***
– Это, с одной стороны, мы психи. А с другой – от такой стрессовой рутины мы в основной своей массе апатичны, ленивы, не инициативны, не любознательны. Про нас в других частях страны говорят, что мы грубы. Наш город дал миру повстанцев, революционеров. Видел же кому воздвигнут памятник на центральной площади. А известных музыкантов, поэтов, писателей у нас мало.
В унынии здесь человек пребывает, а это – самый главный грех.
Тут старик долил в стакан из бутылочки остатки водки и замолчал, погрузившись в свои мысли.
За все время монолога старика молодой мужчина видел на его темном от загара лице с суровыми, вырубленными морщинами, только усталость, горечь и сожаление прожившего свой век человека и теперь подводящего итоги.