Дом был скромнее, чем Вера ожидала. Один из террасных домов вдоль главной улицы, проходившей через деревню. Она припарковалась прямо перед входом. На часах – пять часов вечера, кругом тишина. Магазинчик на углу еще работал, но покупателей не было. В это время дети пили чай, а люди, работавшие в большом городе, еще сидели в офисах или только выдвигались домой. Она постучалась в дверь, не рассчитывая, что ей ответят, но почти сразу же услышала звук шагов и щелчок замка.
– Опять ключи забыла? – Слова произнесли еще до того, как дверь полностью открылась. В голосе звучал смех. – Мам, ну правда, сколько можно.
Потом девочка увидела Веру, замолчала и улыбнулась.
– Извините, я думала, это… Чем я могу вам помочь?
– Твоя мама – Дженни Листер?
– Да, но, боюсь, ее нет дома.
– Я из полиции Нортумберленда, милая. Думаю, лучше мне войти.
Она увидела панику, которая всегда поднимается, когда на пороге неожиданно появляется офицер полиции. Девочка отошла в сторону, дав Вере пройти в узкий коридор, и засыпала инспектора вопросами:
– В чем дело? Авария? Вы приехали, чтобы забрать меня в больницу? Нужно выезжать?
Вера села за кухонный стол в задней части дома. Стены были желтого цвета, и их подсвечивало закатное солнце. Снова Вера увидела не то, чего ожидала. Она представляла себе, что Дженни – домохозяйка, купающаяся в праздности и роскоши благодаря трудоголику-мужу, но этот дом больше был похож на студенческое жилье. Кухня выходила на небольшой садик, воскресные газеты все еще лежали на столе, у плиты стояла бутылка красного вина, наполовину опустошенная и заткнутая пробкой.
– Вы тут живете вдвоем с мамой? – спросила Вера. На большой пробковой доске для заметок, висевшей на стене, были приколоты фотографии. Жертва с девочкой, обе улыбаются на камеру. Без сомнения, это она. Вере вдруг стало очень грустно. Похоже, убитая была приятной женщиной. Ведь приличные женщины тоже могут ходить в фитнес-клубы.
– Да, мой папа ушел, когда я была маленькой.
Матовая кремовая кожа девочки оттеняла ее рыжину – люди с таким оттенком волос всегда бледноваты. Одета она была в джинсы и длинную хлопковую майку с цветами. Она стояла босиком. Дочь жертвы страдала излишней худобой, – сложно было определить возраст. Может, выпускной класс. Девушка была приятной и вежливой, без этой подростковой злобы, о которой все пишут. Она по-прежнему стояла, прислонившись к подоконнику, и смотрела на улицу.