Так продолжалось полгода. Роберт уже давно вставал и мог бегать, только Румия об этом не знала.
Роберт смотрел исподлобья как Румия собирается в магазин. От бессилия она собиралась долго. Минут пять надевала кофту, потом в прихожей еще дольше натягивала сапоги, которые были ей малы. Она вышла вздыхая, он дождался, пока несчастная женщина исчезнет за углом. Роберт положил в тарелку картошечку, пару помидорок и маленькую котлетку в которой было больше хлеба, чем мяса.
За углом Румия вспомнила, что забыла пакеты и пошла обратно, проклиная все на свете.
Они бы встретились на первом этаже, если бы Румию не окликнула соседка, которая из вежливости спросила, как у нее дела. Румия только пожала плечами. Войдя в комнату, ворча искала пакет, она привыкла что на кровати есть кто-то, и поэтому не посмотрела в ту сторону, перед дверью опомнилась и оглядела всю комнату, пусто. Она села на угол кровати и тяжело выдохнула.
– Ну ты и конь же Роберт, – сказала она, когда он вошел через десть минут в приподнятом настроение. Взяла сумку и огрела пару раз Роберта по голове. Он вырвал сумку, схватил за шиворот и одним движением кинул ее на кровать.
– Ты это, успокойся, я потом приду – он ушел обратно к соседу.
Вечером, когда закуска и водка кончилась он решил вернуться, думая, что Румия все забыла. Он встал возле открытой двери.
– Румиюшечка, виноват, давай мириться. Я завтра же пойду работать. Отдадим мы этот долг. Вон, Серега говорит, что там на складе грузчики нужны – в глубине комнаты никто не отвечал.
Роберт вошел на кровати лежала Румия бледная, щеки впали, ни мертвая, ни живая. Подойдя ближе в руке заметил белый лист.
– Мы. – она еле слышно прошептала.
– Что мы? говори! – он ее потряс, ее взгляд был пустой. Роберту стало стыдно, и он покраснел.
– Двадцать одну.
– Что о чем ты, ты сдурела?
– Двадцать одна… – шептала она как полоумная, – откуда…?
– Че откуда? Говори же! Не молчи, старая галоша, не молчи.
Она перевела взгляд на него и вцепилась ему в глаза.
– Ирод, ирод! – она орала во все горло – Ненавижу! Всю жизнь сломал. Ирод, ненавижу – Роберт отбросил от себя костлявые пальцы.
– Дура, чуть без глаз не оставила – он сильно тер глаза, чтобы заглушить боль, – с ума чтоль сошла, галоша старая?
Она шептала – «Ирод, ненавижу, будь проклят!».
– Больше двадцати одной тысячи мы должны государству, откуда мы возьмем… – Она заплакала, но глаза оставались сухими, а только тело шевелилось, – это все твои чебуреки. Лучше б ты помер, ирод.