Они вошли в полутёмную прихожую. Льюис рассмотрел большой шкаф, зеркальную полочку, где множились отражения и, кажется, миры; высокие потолки, но узковатый коридор, который вёл куда-то дальше, словно очередной запутанный путь в лабиринте…
На него пахнуло сыростью, запахом пыли, который обычно господствует в библиотеках, возле старых книжек, лёгкий аромат апельсинов и ещё чего-то свежего, словно освежителем воздуха.
– Вперёд, – Ника стояла за его спиной и слегка подтолкнула слабенькими ладошками. – Иди по коридору.
Они прошли, почти захлёбываясь серой мутью, явно видимой полутьмой, словно они очутились в центре грозового облака. – Третья дверь с правой стороны. Это теперь будет твой кабинет. И твоё жильё.
Они вошли. Неожиданно большая комната напомнила шуточки с четвёртым измерением.
Примерно посредине комнаты находился длинный, массивный письменный стол тёмного, лакированного дерева, к которому было уютно придвинуто обширное кожаное чёрное кресло. На столе вольготно расположился громадный китайский фонарь, где на четыре тростниковые основы была намотана тонкая рисовая бумага с изображением аиста, безнадёжно застрявшего на болоте в весеннем саду. Рисунки были скупо нанесены тушью, едва уловимые росчерки, почти иллюзия узора. Лампа внутри была самой настоящей, электрической, достаточно мощной, чтобы нуждаться в приглушающем китайском абажуре.
Также рядом стояла чёрная, будто выжженная аромолампа в виде мёртвой высушенной головы, которые так сильно любили покупать у туземцев-каннибалов путешественники прошлого. На туземной «голове» имелся чёрный цветок, в лепестки которого следовало наливать жидкость и добавлять несколько капель аромомасла. Дырка для плоской свечи находилась как раз в разинутом рту.
Пресс-папье в виде небольшой, но тяжёлой фигурки чернокожей грудастой женщины и довольно увесистый горшок с кактусом, на котором умильно росли голубенькие цветочки, его уже не сильно удивили.
Ника напряжённо ожидала его реакции, а увидев улыбку, заулыбалась в ответ и суетливо забегала по комнате.