Когда мы с сестрой родились, то хоть в мир и выплеснулось немало силы, однако не гремел гром, не сверкали молнии, и дождь не тяжелил соломенно-торфяную крышу кельи. Стоял вполне погожий день, и до какого-либо из Праздников Силы было ещё далеко. Что же до погоды, то, видимо, Бригитта решила не привлекать излишнего внимания живущих окрест. Заодно не хотела травмировать ни нашу мать, ни других обитателей монастыря светозвуковым сопровождением. Особенно впечатлительными в Килдаре были, что забавно, не люди, а как раз три сиды-помощницы богини-аббатисы. Двух из них Бригитта звала римскими словами, которые когда-то запомнила. Одну – Флорой, за изнеженность. Другую – Фауной, за неотёсанность. На третью римских слов не хватило, и за смешливый нрав Бригитта кликала её Весёлой Погодой.
Когда меня с сестрой поочередно запеленали, богиня по-особенному взглянула на нас, и мы тут же засопели, принявшись смотреть первые в нашей нынешней жизни сны. Спала и Ллейан, измученная далеко не легкими родами, – всё-таки она, юная и хрупкая, носила под сердцем даже не одного, а сразу двоих волшебных детей. Да и зреть меня в том виде, в котором я появился на свет, матери было совершенно необязательно.
В это время Фауна привела в чувство Флору, увесисто отшлепав её ладонями по щекам, а Весёлая Погода уже отогнула полог завесы, ведшей внутрь кельи, пропуская вперёд запыхавшегося Блехериса.
– А вот и крёстный пожаловал, – отозвалась Бригитта на явление мужчины в женско-детское общество. – Вот что, приятель, нужна твоя помощь.
Она поднесла священнику меня и раскрыла пелёнки. Блехерис, увидев ребёнка, покрытого густой мягкой почти кабаньей подпушью, отшатнулся и пару раз перекрестился.
– А ещё бывший друид! – усмехнулась Бригитта.
– Прости, госпожа, но я впервые вижу нечто подобное.
– Неудивительно. В Эрине ещё до Палладия и Патрикея к богам стали относиться пренебрежительно, не в пример былым временам. Посему и не видели вы уже давно нормальных чудес! Итак, к делу. Чтобы ты понимал, он везде такой… пушистый. В этом виде мальчугану две дороги – либо в лес на веки вечные, путников стращать, либо к фоморам. И то, и другое – никак не выход. Поэтому выручай.
Блехерис с содроганием снова взглянул на меня, потом с немым вопросом в глазах посмотрел на Бригитту.