Начало учебного года. Я прихожу на линейку и теряюсь в незнакомцах. Учительница первой замечает меня. Оказывается, что в этом году в класс придут трое новеньких, один из которых не может найти нужную школу, так что она вскоре отправилась на его поиски, оставив меня на растерзание толпы. Хотя на самом деле ничего не происходило. Несколько сотен человек разбрелись по интересам и совершенно не замечали произошедших изменений. Я решил не обращать внимания на окружающих, много думал о своем. Через пару минут новый ученик нашелся, присоединился к толпе, но начинать знакомство не спешил. Стоял на прежнем месте и смотрел в телефон, в котором современное поколение находит утешение, дружбу, любовь. Бесполезность школьной линейки всегда поражала. Никто из присутствовавших не хотел слушать пламенную речь директора и петь глупые песни, но при этом все терпеливо соблюдали ритуал, чтобы ничего не менять. Прошло где-то 10 минут, хорошее настроение окончательно улетучилось, все постепенно разбрелись по кабинетам. Оказавшись в одной лодке с тем потерявшимся парнем, мы как-то несознательно старались держаться друг друга. Прошли несколько пролетов по обшарпанной лестнице и оказались в кабинете русского языка и литературы. На столах лежали стопки учебников (которые надо было подписать, но никто этого не делал). И. В. (наш классный руководитель) решила рассказать классу о профориентации. Действительно, почти никто из присутствующих даже примерно не представлял, куда именно хочет пойти после окончания школы, так что стоило бы записаться на бесплатные курсы или хотя бы послушать ее рассказ, но рациональное зерно в их головах давно погибло из-за многолетней деградации и наплевательского отношения к собственной жизни. Такими были не все, но единичные исключения уже давно определились с выбором профессии, так что И. В. никто не слушал. После уроков ко мне подошли, узнали, что меня нет ни в одной из социальных сетей, после чего моментально потеряли интерес к дальнейшему общению (ведь человек может не выкладывать фотографии каждого мало-мальски значимого события только за неимением таковых).
Я читал Washington Post, пытался поменьше думать о происходящем, но при всем желании не мог не расслышать, как много ненормативной лексики и пошлостей используют в общении окружающие меня люди. Слова теряли свой изначальный смысл, не выражали никаких эмоций и воспринимались буднично, что противоречило их смыслу. Ими заполняли паузы в разговорах, применяли просто так, не зная меры. Я сам часто ругался, над этим еще следовало поработать, но моя речь казалась весьма правильной в сравнении с услышанным. Собравшиеся не могли говорить иначе, были зависимы от мата и не представляли свою жизнь без оного, что поражало особенно. Телесная близость – это прекрасно. Объехав полмира и прожив очень насыщенную жизнь, я не назову вида более прекрасного, чем обнаженное тело любимой в постели. Любовь была личным ощущением, но эти люди, робевшие при виде красивой девушки, распространялись о своей половой жизни прямо на перемене, чтобы как-то занять паузу в течении жизни.