Петербургская поэма. Избранные стихотворения - страница 3

Шрифт
Интервал


„Гляжу, как безумный, на черную шаль“,
Глаза голубые, упругие чресла…
И мечутся мысли: „Зачем ты воскресла?
Что хочешь сказать, белокурая шваль?“
Увы, непонятны движения губ,
И жестов язык непонятен и сложен.
Из плоти и мифа, наверное, сложен
Сей странный, ворвавшийся в мысли суккуб.
Из всех мне судьбою расчисленных благ
Ты – пытка, и в этом есть главное благо,
Как весть о свободе в застенках ГУЛАГа,
Как белый, противником брошенный флаг.
 Шипи, как змея подколодная, жаль, —
Так жалят предательски скорпионы…
…А в вазе пионы слагают пэоны:
„Гляжу, как безумный, на черную шаль…“

Вот оно, как оказывается: «шаль» рифмуется не только со словом «печаль», но и со словом «шваль», и, следует признать, что вполне органично рифмуется!

И таких неожиданных поворотов в моноспектакле, который разыгрывает перед нами Марк Котлярский, в книге немало, и они невольно захватывают вас и удерживают в кресле до того самого момента, пока не опустится занавес.

Временами в этих стихах, как в матрешке, спрятаны не один, а несколько поэтов, что превращает их в своеобразный поэтический ребус. Например, стихотворение с эпиграфом из Бальмонта «О, тихий Амстердам…» открывается парафразой из совершенно антагонистичного Бальмонту Есенина: «Никогда я не был в Амстердаме…». Или в строчках «Ну вот – петрушка, пастернак. Душисты листья базилика. А кто-то скажет: «Пастернак. Россия, Лета, базилика…» речь вроде идет о Пастернаке, а перефразируется Мандельштам.

Чем дальше, вы будете листать страниц, тем больше убеждаться, что Марк Котлярский – поистине блестящий мастер парафраз, игры в ассоциации и созвучия, и тем больше вам будет хотеться разгадывать заданные им загадки.

Но игра – на то и игра, что в ней никогда не получается выигрывать, и потому не все стихи в этой книге равноценны (впрочем, бывают ли вообще такие книги стихов?!) и временами автору явно изменяет чувство вкуса и меры. А ведь цитата – не только прыткая, но и опасная цикада, и вместе с цитрусовым ее ароматом в ней нередко скрыта горечь цикуты, парализующая самый нерв стиха.

Но стоит заметить, что в книге достаточно стихов и без всяких цитат и эпиграфов – о любви, о прошлом, о том же смысле жизни и о Боге, с собственной поэтической интонацией, зримыми метафорами и точными эпитетами, и стихи эти, безусловно, хороши сами по себе. Да вот хотя бы вот это: