– И каков твой любимый предмет? – поинтересовался я.
– Я очень люблю литературу, – ответила она и вдруг слегка смутилась. – Но, может, теперь ты расскажешь что-нибудь о себе? Ты словно нарочно допрашиваешь меня.
– Извини, если создалось такое впечатление. Просто я не думаю, что хоть чем-то интересен. Я прекрасно разбираюсь в точных науках, живу с родителями и братом. И, думаю, мне хотелось бы стать… – Я задумался. – Летчиком.
Вайпер поняла мой сарказм. Убрав упавшую на ее лоб прядь волос, она недоверчиво, но с улыбкой, взглянула на меня.
– Хорошая профессия. Но, вижу, ты не торопишься им стать. Неужели ты еще не определился с выбором профессии?
«Если бы ты знала, какую профессию я занимаю по праву рождения! Я охотник!» – подумал я, в душе мрачно улыбнувшись своим мыслям.
– Я пока не думал об этом, – вместо этого сказал я. – Впереди еще целая жизнь. У меня еще будет время определиться, чего я хочу.
У меня уж точно. Бесконечная жизнь.
Вайпер промолчала и взглянула на часы.
– Извини, мне нужно бежать, – вдруг сказала она и, поднявшись, взяла в охапку лежащие на столе учебники по физике, оказавшиеся на сегодняшней встрече совершенно ненужными и забытыми.
– Но до конца занятия еще десять минут, – с досадой сказал я, бросив взгляд на свои наручные часы.
– Знаю, но я могу опоздать на трамвай, – ответила она.
– Насколько я осведомлен, у них довольно частый маршрут, – сказал я, тот, кто никогда не терпел проблем с передвижением. Еще бы: легко быть мобильным, когда у тебя есть автомобиль!
Вайпер усмехнулась.
– Не совсем. Мне придется ждать следующий полчаса. Я живу не в центре и не могу позволить себе такую роскошь.
– Тогда нам следует назначить следующую встречу, – напомнил я. – Как ты на это смотришь? Когда?
Она задумчиво повесила сумку на плечо.
– В понедельник, в пять. Тебя устраивает?
– Абсолютно.
– Только не опаздывай, – с доброжелательной усмешкой сказала девушка и направилась сдавать учебники, после чего торопливо вышла из библиотеки.
Я остался сидеть в зале, мысленно воспроизводя в голове наш разговор, и отметил про себя, что, при всем моем презрении к смертным, эта девушка, Вайпер, показалась мне какой-то неземной. Я не чувствовал к ней ни капли презрения. Это было ново для меня, почти ошеломляюще – не презирать человека. Но Вайпер была славной смертной девушкой. А ее яркие глаза все еще стояли передо мной. Я поймал себя на этой мысли, но в этот раз не стал корить себя за слабость, ведь знал, что все произошедшее всего пару минут назад – обычная дань справедливости и ничего для меня не значило.