Дед сошел с затонувшей лодки и погрузился в воду по плечи. Плоскодонка сразу же всплыла. Наклоняя ее на борт, он стал вытягивать лодку на примятый камыш, выливая из нее воду. Я видел, как ему тяжело, как надуваются жилы на трясущихся руках… Вскоре дед почти опрокинул лодку на бок и остаток воды выскреб черпаком. Переселив нас в нее, он подал Кольше шест:
– Держи равновесие! Буду с кормы подниматься.
С трудом, рискуя вновь зачерпнуть воды, дед влез в лодку…
Мокрые, без рыбы, мы вернулись домой, но с того времени острый запах свежих карасей запомнился мне навсегда, а в душе осталось непроходящее чувство робости перед широтой и таинственностью водно-тростниковой стихии озера.
С того момента, как стало напекать солнышко и просохла роса, мы с Федюхой, запрятавшись в канаве, заросшей лопухом, наблюдали за рыжегрудой и черноголовой птичкой, таскающей куда-то под плетень целые пучки мелких насекомых. Ясно было, что кормит она птенцов, и нам хотелось дознаться, где это гнездо, поглядеть на желторотиков.
Подкрадываться к тому месту мы начали издали, в тот момент, когда птички не было. Но нас заметила другая, серенькая, и тоже с червячками, и тревожно «зачикала», словно камешками застучала друг о дружку: «Чик-чик, чик-чик…» Скорее всего, это была самочка рыжегрудого, и пришлось снова хитрить, возвращаться в исходное место и прятаться. Постепенно, передвигаясь в лопухах ближе и ближе, когда птички улетали за очередным кормом, мы очутились неподалеку от приметного места.
– Вон там, – зашептал Федюха, – где кол длинный, прямо под ним…
Раздвигая траву, я даже откачнулся, заметив крупную, чуть ли не с голубя, серо-пеструю птицу, сидевшую в травяной гущине, с розовым широко разинутым ртом и желтыми немигающими глазами. Она резко раз-другой метнула вверх голову с раскрытой пастью, и неприятный озноб плеснулся мне на спину.
– Тут какая-то птица, – показал я Федюхе находку, – наверно, голышат клюет.
Вместе мы стали рассматривать непонятного чужака. Тут и птички-хозяева появились, запорхали по плетню с кола на кол с тревожными криками: «Чик-чик-чик…»
– Ничего не пойму… – Федюха пучил глаза в растерянности. – Неужели они так его раскормили?
Я разглядел под оперением птицы валики травяного гнезда, а возле них – усохшие тушки голышат-птенцов.