«А чего тут понимать?» – лежал и про себя думал Колюня, пока врач измеряла ему давление. Такое состояние у него из-за плохого настроения. И за него он должен благодарить своих одноклассников – Коробкина и Малышеву. Называется – навестили…
– Если не хочешь иметь осложнений, раньше времени не вставай.
Раньше времени? Да лучше вообще никогда не вставать! Лежать, лежать, ни есть, ни пить, остановить дыхание – и до скорой встречи на том свете!..
Обида, горечь, возмущение лихорадили кровь, туманили голову Колюни. И в чем-то мы должны разделить его чувства, если хотим быть справедливыми ко всем сторонам этого лирического треугольника. Он хотя и самая малая в нем сторона – все же сторона!
Что оставалось ему делать после того, как Малышева сказала, что любит другого? На что еще было надеяться? На чье плечо опереться?
День-два он ждал: она позвонит и скажет, что погорячилась. И это было бы самым сильным утешением для него! Но – не дождался… И тогда он, пристроив телефон на груди, сам стал названивать ей. Но едва она брала трубку – бросал свою! Таким отчаянным способом он хотел – не говоря – сказать ей: «Ну позвони же-е-е-е!..»
И как-то раз после нескольких сеансов этой (телепатической, по сути) связи у него над самым сердцем, подобно небесному грому, раздался звонок! Он в мгновение ока сорвал трубку.
– Привет… – звонил Коробкин. Он с самого начала взял шутливый тон. – Спишь, что ли, с телефоном? Так быстро взял трубку…
Колюня весь похолодел.
– Что н-надо?!
– Все еще болеешь?
– П-предположим…
– Я тебе чего звоню? Ты не можешь подождать с деньгами за трубу? Мать купила новый холодильник, истратила свои и мои. Но летом я опять поеду в деревню, заработаю и отдам.
– Могу выписать д-дарственную.
– Нет, так не пойдет. Лучше я займу у кого-нибудь и тебе отдам. (Забегая вперед, скажу: он так и сделал.)
– Не надо!.. Когда откроешь на небе Луну, назовешь ее в честь меня. И мы б-будем квиты…
– Хочешь завести меня? Не выйдет! Ты лучше пой. Это у тебя здорово получается. Про любовь, про свет в ночи…
Колюня сбросил с себя аппарат на пол и зарылся лицом в подушку…
В те дни в его душе шла отчаянная борьба. Точнее говоря, ее вели «внутренний голос» Колюни, другими словами его совесть, и дух мести, с которым больной, лежа в постели, не расставался теперь, словно малыш с игрушкой. Вот образец того, как яростно и непримиримо спорили между собой «внутренний голос» (сокращенно –