Дюк отдал бумаги Алике. Держа папку на весу, она быстро распределила послания на две кучки и показала дознавателю.
– Видишь? – в ее голосе слышалась радость и некоторое нетерпение. – Вот это явно писал кто-то из знати. Почерк ровный слишком. Нас годами учили каллиграфии.
Дюк только кивнул. Его почерк тоже был красивым и ровным. Хорошо, никто из его приятелей никогда этого не видел. Дознаватель с детства ненавидел писать.
– А тут другое! – Алика указала на послание из другой кучки. – Неровно, быстро. Только у буквы «Д» такая интересная завитушка. И у «р». И бумага совсем другая.
– Дешевая, – подсказал Дюк. – И желтая. Ты права. Давай, я просто передам эти каракули тебе? У меня хватит забот с отрядом.
– Хорошо, – девушка явно была польщена.
– Говори, что найдешь, – продолжал он. – В отличие от армии, у нас общаются просто и свободно. Не надо каждый раз спрашивать разрешения.
Она кивнула, захлопнув папку.
– Идем уже, – ворчливо сказал Дюк. – Тебя же надо еще устроить.
Когда город накрыл рассвет, как и всегда серый и бездушный, Дюк уже был готов в дорогу. И пребывал в скверном настроении. Ему удалось поспать всего часа три. Можно было бы и чуть дольше, но с утра он засел бриться, что занимало некоторое время.
Вообще, вернувшись в город три дня назад, дознаватель даже успел побывать у приличного цирюльника. Ему обрезали волосы. Дюк не любил, когда они падают на воротник. К тому же природа наделила его жесткими непослушными кудрями, с которыми у него не было не желания, ни сил справляться. Только… сбрить налысо жалко. Потому оставался вьющийся темно-каштановый чуб, спадавший на брови, и короткие жесткие волоски сзади. Под шлем. Который дознаватель практически никогда не носил.
Так же в цирюльне его избавили от недельной щетины. Вообще, простой люд всегда носил бороды. Только знать блестела чисто выбритыми подбородками. Но это же не было узаконено официально! Дюка борода раздражала. Многие женщины говорили ему, что растительность на подбородке скроет шрам на нижней челюсти, тянущийся от правого угла губ вниз, по шее. Он остался у Дюка с первых месяцев войны.
Но дознавателю не было до привлекательности своей внешности дела. Важно только удобство. Тем более, что шрам на лице был не единственным. По правой скуле шел ожог, заработанный в равнинных боях от одного прыткого итрийского, ныне покойного, мага. В принципе, ходить выбритым было удобнее, только ради этого надо было вставать раньше по утрам. Сегодня – слишком рано.