– Денис, что за вид?! – воскликнула Лара, но сын, будто не слыша её, повернулся ко мне и протараторил:
– Пап, можно я у бабушки останусь? Никичу разрешили.
– Нет, никаких… – начала было жена, но я тут же прервал её.
– Оставайся, сына, – заговорчески подмигнув, потрепал его по всклоченным вихрам.
– Серёжа! – возмутилась Лара, но её голос потонул в восторженном вопле Дениски. Перепугав беднягу-кота, сын помчался к выходу из столовой, где его поджидал двоюродный брат.
– Денис, вернись сейчас же! – сделала жена попытку достучаться до сына, но это был дохлый номер. Получив своё, Дёня поспешил слинять.
– Спасибо, пап! Пока, мам! – крикнул он напоследок и скрылся за дверью.
– П*здец! – психанув, ёмко высказалась Ларка, одарив меня взбешенным взглядом.
– Лариса! – ахнула тёща, хватаясь за сердце. Вся родня застыла в изумлении, я же едва сдерживал хохот. В кои-то веке жёнушка сделала мой день.
Она явно собиралась сказать мне еще пару ласковых, но сдержалась: в очередной раз поджала дрожащие от ярости губы и круто развернувшись на каблуках, быстрым шагом покинула столовую, ни с кем не попрощавшись. Я решил добить это тухлое сборище и театрально провозгласил:
– Вот, тёща, это всё твоё воспитание! Красней мне теперь из-за твоей доченьки.
– Долгов, когда ты покраснеешь, случится всемирный потоп, – сыронизировала Ларкина бабка, хотя «бабкой» её можно было назвать с огромной натяжкой. В свои восемьдесят она выглядела намного лучше тёщи и вела настолько активный образ жизни, что оставалось только позавидовать её энергии. Из родственников жены она была единственной, к кому я испытывал симпатию. Поэтому, улыбнувшись, сердечно распрощался с ней. Расцеловал в обе щёки, на что она выдала:
– Дочу будешь так нацеловывать, целуй нормально.
– В засос что ли? – подразнил я её.
– А хоть бы и так, – хохотнула она. – Или что, уже обделался?
– Бабуля, да я саму смерть целовал, – насмешливо закатил я глаза. Нашла тоже, чем пугать.
– Какая я тебе бабуля, засранец?! – воскликнула она возмущенно. Я же решил не тратить время на препирательства и притянув к себе, смачно чмокнул бабку в её тонкие губенки, намазанные шлюшно-красной помадой. Она тут же расхохоталась мне прямо в рот.
– Серёжка, ты что творишь поросёнок эдакий?! – зарделась, ей богу, как девчонка. Вот что поцелуй животворящий даже с самыми прожжёнными бабами делает, а Родионовна была той ещё штучкой. Всех воротил края перетрахала в своё время.