Толпы народа неотступно притекали к старцу в последние годы его жизни, когда в некоторые дни число посетителей его доходило до 2 000 в сутки. Заживо народ признал его святым и чудотворцем. А этот истинный последователь Христов до последних дней до того угнетал себя вольными страданиями, что без ужаса нельзя было смотреть на его жизнь, без ужаса нельзя и теперь вспомнить о муке его.
Он был гениальный человек, с ясным, метким, широким, основательным умом, счастливою памятью, творческим, живым воображением. Это был великий дух, в тонком, необыкновенно прекрасном теле.
Современники радовались на него и утешались им.
Известный жизнью своею, игумен Глинской пустыни Филарет, в день кончины отца Серафима, выходя с братиею от утрени, указал братии на необыкновенный свет, видимый в небе, и произнес: «Вот, так отходят души праведных. Ныне в Сарове душа отца Серафима возносится на небо».
Вскоре после кончины отца Серафима, известный высокою жизнию своею, один из наиболее выдающихся подвижников XIX века, архиепископ Воронежский Антоний говорил:
«Мы как копеечные свечи. А он как пудовая свеча всегда горит перед Господом как прошедшею своею жизнию на земле, так и настоящим дерзновением перед Святою Троицею».
Кончилось для него земное странствование. Настала небесная слава. И что же, в каком образе предстает он теперь людям?.. Та же кротость, та же любовь. Тем же ласковым словом зовет он людей, как звал их на земле: «радость моя!»
– Я пришел навестить своих нищих. Давно здесь не был, – говорил он в 1858 г., явившись для исцеления Дивеевской инокини Евдокии.
– Радость моя, – говорит он, явившись Саровскому монаху, впавшему в уныние: я всегда с тобою. Мужайся, не унывай!
Вот он является во сне Шатской (город Шацк) купчихе Петаковской, знавшей его при жизни, и говорит: «В ночь воры подломили лавку твоего сына. Но я взял метелку и стал мести около лавки, и они ушли».
– Сын твой выздоровеет и испытание в науках выдержит! – говорит он, явившись во сне в 1864 году в Петербурге госпоже Сабаньевой, у которой сын заболел перед экзаменом в Горный институт.
– Что ты все плачешь, – говорит он монахине Понетаевского монастыря Афанасии, придя к ней в белом балахончике и камилавке и севши на постели больной, – что все плачешь, радость моя… Все те спасутся, которые призывают имя мое!